Генерал Эмилио Мола сочетал опыт фронтового командира с административной работой и теоретическими трудами. В 1920‑х годах он был директором службы безопасности Испанского королевства. Перед Гражданской войной Мола опубликовал мемуарно-публицистическую книгу «То, что я узнал», содержавшую его размышления о испанском обществе и его вооруженных силах. В ней он настаивал на смягчении социальных контрастов. «Меньше сверхдорогих лимузинов и больше дешевой обуви!» – писал генерал. Тогда же он обосновал план перехода от дорогостоящей и бюрократизированной старой армии, основанной на воинской повинности, к небольшой, щедро экипированной и тщательно обученной армии, построенной на началах добровольчества. Его идеи были очень близки к тогда же выдвинутым идеям передовых военных деятелей Запада – Шарля де Голля во Франции, Джона Фуллера в Великобритании и Гейнца Гудериана в Германии.

В политическом плане Мола был англофилом и консервативным республиканцем. В первой половине 1930‑х годов он ничего не имел против Республики и был готов поддерживать ее при условии возвращения к цензовому избирательному праву, то есть исключения масс из политического процесса. Эти качества генерала воспрепятствовали возможному превращению Молы в лидера мятежников, но были оценены умеренными кругами Народного фронта. В роковые июльские дни 1936 года он стал единственным генералом, которому республиканское правительство предлагало министерский портфель, чтобы примирить армию с Народным фронтом (Мола ответил отказом).

Переведенный после победы Народного фронта на выборах из столицы в периферийную Наварру бывший республиканец, ставший неблагонадежным, Мола нашел общий язык с господствовавшими в регионе монархистами и проделал большую часть организационных приготовлений к июльскому восстанию. Соратники почтительно называли его «дирижером» и «директором». Его ближайшим помощником одно время был полковник Варела (вскоре арестованный, см. ниже). По мысли Молы восстание было начато не одномоментно, а в несколько этапов. В отличие от России восставшие сначала выступали на самых отдаленных окраинах государства – в Испанском Марокко[101], на Балеарских и Канарских островах. На второй день гарнизоны восставали в «серой Испании». Только на третий день, когда внимание правительства было приковано к боям на периферии, мятежники выступали в мегаполисах Барселоны и Мадрида. Радиосигнал к выступлению был также дан по поручению Молы в виде короткого безобидного послания: «Семнадцатого в семнадцать».

С очень скудными военными запасами (два-три патрона на винтовку) и без поддержки с Юга Мола и его ближайшие соратники, генералы Саликет и Кабанельяс и полковник Аранда, за два дня захватили почти всю Северную Испанию – продовольственную базу страны[102]. Экстренно собранные ими малочисленные войска (первоначально менее 15 000 бойцов) решили две задачи: они изолировали республиканские Астурию и Бискайю от центра страны и охватили полукольцом Мадридский мегаполис, создав тем самым благоприятные условия для последующих действий против республиканской столицы. Фронтальный штурм Мадрида также происходил при близком участии «директора». Выражение «пятая колонна» было пущено в оборот тоже им.

Позже, в разгаре боев на Северном фронте, Мола предлагал ограничить размах политических репрессий, начав пересматривать тем самым свою бескомпромиссную позицию, занятую в начале войны. Гибель этого бывшего республиканца в июне 1937 года в авиационной катастрофе была встречена с сожалением и скорбью наваррскими и кастильскими монархистами.

Мола не умел интриговать и потому был оттеснен Франко на периферию «нового государства». Подрывало позиции «директора» и его англофильство – намерение после победы ориентироваться на Британию, традиционно непопулярную среди испанцев[103].

Генерал Гонзаго Кейпо де Льяно, выходец из старинного испано-итальянского рода, тоже ранее был консервативным республиканцем. Этот почти двухметровый гигант и способный фронтовой командир в отличие от Молы и Франко обладал еще ораторскими данными. Его смелость и находчивость позволили небольшим силам восставших захватить в первый же день июльского восстания ключ к Андалузии и важнейший пункт Южной Испании – Севилью, обезвредив ее сильные анархистские профсоюзы. Вскоре он стал де-факто диктатором Андалузии. Еще в большей мере, чем Мола, Кейпо без почтения относился к генералу Франко и был его соперником. Но во время избрания верховного вождя Кейпо, в противоположность двум другим бывшим республиканцам – Моле и Кабанельясу, все же проголосовал за кандидатуру Франко.

Несмотря на преклонный 70‑летний возраст, де Льяно отличался кипучей деятельностью. Утвердившись в Севилье, он проявил себя мастером радиопропаганды вслед за Геббельсом в Германии и Рузвельтом в США. Первая речь Кейпо перед микрофоном начиналась известным предсказанием: «Через 36 часов Республика издохнет». Его выдержанные в вульгарно-оскорбительном духе, с использованием сексуального жаргона, но живописные радиопослания принесли ему прозвища «севильского шута» и «радиогенерала», но вместе с тем – массу слушателей по обе стороны фронта. Он не боялся раскрывать перед противником военные планы («сегодня я упьюсь шерри-бренди, а завтра возьмусь за малагу»[104]). Опасаясь популярного и независимо державшегося де Льяно, Франко на третьем году войны запретил его радиопередачи из Севильи. Впрочем, на то была и другая причина – издевательства и угрозы «радиогенерала» в адрес республиканцев, вероятно, усиливали сопротивление последних. В то же время по примеру, показанному Кейпо де Льяно, «новое государство» оборудовало в Кастилии и Арагоне и интенсивно использовало еще несколько радиоцентров, дикторы и обозреватели которых, однако, тщательно воздерживались от ненормативной лексики[105].

Безжалостно практиковавший массовые казни непокорных и подозрительных соотечественников старше 15 лет[106], Кейпо де Льяно был вместе с тем среди мятежных генералов самым одаренным управленцем. Он независимо от не оказывавших ему поддержки бургосских и саламанкских властей разрабатывал и заключал экономические соглашения с иностранными фирмами об экспорте сельскохозяйственной продукции и импорте оружия.

«Радиогенерал» умел преодолевать многие политические и социальные стереотипы, что дано немногим. Андалузия до Гражданской войны являлась очагом помещичьих латифундий и местом максимальной концентрации жившего в нищете беспокойного батрачества, терять которому было нечего. Чтобы обрести прочный тыл, Кейпо воспользовался своими связями среди андалузской земельной аристократии, чтобы убедить крупнейших землевладельцев – герцогов Альбу, Мединасели, маркиза Лука де Тена и др. – бесплатно (!) раздать крестьянству и батракам часть земель. Интересам малоземельного крестьянства всецело отвечал также установленный генералом до конца войны мораторий на внесение арендной платы помещикам (факты, которые левомарксистские историки и публицисты обходили молчанием).

В экономических уступках широким слоям трудящихся Кейпо де Льяно пошел значительно дальше Деникина или Колчака в России. Его вполне можно сравнить с самыми искусными в административном отношении российскими белыми правителями – Врангелем и Красновым. Усмирив тыл, де Льяно много колесил по дорогам Андалузии в открытом автомобиле, что производило впечатление на многих. Его сопровождал один-единственный человек – адъютант, который одновременно выполнял функции водителя и охранника[107].

В чисто военном отношении милитарист-реформатор не добился столь же впечатляющих результатов. Он победил республиканцев по крайней