Мотивы его продвижения были предельно политизированы – Мак-Клеллан был среди немногих видных деятелей Демократической партии, оставшихся верными законному правительству страны. В то же время многие лидеры Республиканской партии одинаково опасались как его поражений, так и побед. Ведь разгром Потомакской армии открыл бы южанам свободный и прямой путь к Вашингтону, а ее победа наверняка поставила бы ее командующего в первый ряд претендентов на президентство. Этот администратор, наладивший обучение и снабжение вверенных ему войск, принес бы гораздо больше пользы в Военном министерстве.

В политическом и управленческом плане лидеры Республиканской партии сполна использовали 16‑месячное фронтовое командование Мак-Клеллана. Они упрочили рабочие отношения между республиканцами и северными демократами, укрепили репутацию Линкольна как вождя, стоявшего над межпартийными распрями. В военном же отношении последствия деятельности «мини-Наполеона» были почти сплошь отрицательными. Развернув большую и отлично снабженную армию, опираясь на солидные тыловые укрепления, пользуясь доверием солдат, конгресса и верховного главнокомандующего, Мак-Клеллан умудрился за год с лишним не выиграть ни одной операции против намного меньших сил неприятеля. Несколько сражений, которые под его руководством были даны врагу, он свел вничью. Мак-Клеллан так и не создал угрозы столице Конфедерации – Ричмонду, до которого из Вашингтона было не более 100 километров. Зато ударные силы кавалерии конфедератов несколько раз угрожали прорваться к Вашингтону.

Увольнение Мак-Клеллана в конце 1862 года было с облегчением встречено большей частью общественного мнения Севера (кроме действующей армии, в которой он был популярен).

Не лучше него оказались и другие «генералы-политики» – Д. Батлер, Ф. Зигель, Ч. Мид, Д. Рейнольдс, Г. Фремонт, У. Хукер, проявившие отсутствие военных способностей. Все они, кроме Мида, провалили одни порученные им операции и упустили победу в других. (И неудивительно. Фремонт, например, получил генеральский чин лишь потому, что был ранее кандидатом республиканцев на президентских выборах. Став армейским командиром, он не только потерпел несколько поражений, но и проявил сепаратистские поползновения – по примеру южан, с которыми воевал, угрожал отделить от Севера западные штаты и стать не больше и не меньше как вождем «суверенного Запада».)

Правда, под командованием генерала Мида федералисты выиграли легендарное Геттисбергское сражение, которое принято считать поворотным пунктом всей войны (хотя одновременная победа Гранта при Виксберге в долине Миссисипи была почти столь же важной). В противоположность Мак-Клеллану Мид смело вступил в решительное сражение с имевшим грозную репутацию противником – генералом Ли. Но, по мнению очень многих наблюдателей, битву при Геттисберге выиграли офицеры и солдаты Севера при очень ограниченной ценности командующего. Роль честного и смелого под вражеским огнем, но малограмотного в военном деле и неповоротливого Мида в Геттисбергской операции не была большой. Выиграв сражение, федералисты не преследовали отступавшего противника – во многом по вине командующего, который не сумел верно оценить размеры своих и чужих потерь и не превратил успех в триумф Севера[90].

Длительное преобладание малоспособных, но «политически близких» дилетантов на фронтовых постах не могло не препятствовать использованию способностей имевшихся у Севера с самого начала войны одаренных и опытных, обладавших стратегическим кругозором и командными навыками, но аполитичных военных кадров – Улисса Гранта и Филиппа Шеридана, служившего перед войной на Юге Уильяма Шермана и тем более – «политически чуждого» уроженца Юга Дэвида Фаррагута. Свыше двух лет Военное министерство и комитеты конгресса мариновали названных командиров на малозначительных постах, к тому же на сугубо второстепенных театрах. Их карьеру откровенно тормозили. Гранту ставили в вину пьянство, Шерману – «плохой характер» (под ним подразумевалась сварливость, она же готовность отстаивать собственное мнение), Фаррагуту припоминали его родственников в мятежных штатах[91] и т. д. Добровольно отдавшего себя в распоряжение Севера капитана Фаррагута целый год испытывали на верность, держа его в тылу и не доверяя командования даже одиночным кораблем.

Нечто подобное позже в широком масштабе повторилось во время войн в России и Испании (см. ниже).

Высокий уровень развития законности и демократии принес американцам и другие издержки.

Так, по обе стороны фронта презумпция невиновности стала внушительным препятствием на пути наказания армейских интендантов, которые охотно заключали контракты с частными предпринимателями на поставку фронтовым частям низкокачественных товаров. В дальнейшем то же самое часто наблюдалось на белых территориях в России – но гораздо реже у красных и еще реже в «новом государстве» у Франко.

Значительный урон делу федералистов причиняла публикация планов военных действий в периодической печати, начиная с массовых ежедневных газет. Понятие военной тайны толковалось на Севере (да и на Юге тоже) ограничительно[92]. Львиная доля информации о стратегических намерениях правительства и оперативных планах фронтового командования оставалась открытой любому умевшему читать. Такого не было ни у красных и белых в России, ни у испанских националистов. Похожее наблюдалось разве что у испанских республиканцев.

План «Анаконда» – окружение мятежных штатов по их периметру с последующим сжиманием кольца – был подготовлен ветераном индейских кампаний и Американо-мексиканской войны генералом Уинфилдом Скоттом. Север придерживался идеи престарелого Скотта добрых два года не из безграничного доверия к опытному воину, а во многом из-за надежд примирителя Линкольна и его сторонников на компромиссный исход конфликта, «Анаконда» провалилась не только из-за бездарности многих военачальников, но и ввиду безнаказанного рассекречивания плана северными газетами (в том числе такими, как «Филадельфия инкуайрер»), акционеры и редакторы которых всерьез хотели победы над Конфедерацией.

Правда, в общественно-политическом отношении Север извлек из ограничительного толкования военной тайны и из болтливости газет выгоду. Рядовые северяне, обильно информируемые прессой, ощущали себя не безвластной толпой, которой безответственно манипулируют верхи, а подлинными участниками политического процесса.

Немало военных тайн было рассекречено и прессой Конфедерации. Федералистам были доступны точные данные о численности ее военных формирований и даже именные списки офицеров Юга.

Второй стратегический план федералистов, выдержанный в русле «стратегии сокрушения»[93] – рассечение мятежных штатов на несколько частей в сочетании с их ближней и дальней морской блокадой, – тоже через филадельфийские, нью-йоркские и чикагские газеты стал известен южанам. Средства массовой информации таким образом снова сделали доступными противнику сведения, составлявшие военную тайну. Казалось, что и новый план скомпрометирован в корне и обречен на провал. Тем не менее Юг, ресурсы которого таяли, не сумел противостоять замыслам северян. Федералисты, выполняя «безнадежно дискредитированный» план, уверенно шли к финальной победе.

В прошлом фермер, плотогон и почтмейстер, юрист по образованию, не служивший в армии, Линкольн не разбирался в тактике. Зато он превосходно понимал взаимодействие государственной политики и военного искусства. Не сразу, но все же раньше многих других участников и наблюдателей войны он оценил значение Геттисбергской победы и выявил причины, по которым одаренный