сжимается. Все они уставились на меня, раскрыв рты, и стыд обжигает мне щеки.

– Извини. – Поднимаю руки вверх. – Я была неправа, что так набросилась на тебя. Просто Элла… – Тут голос у меня срывается. – Элла только что сказала, будто Итан сказал ей, что Изабелла не вернется, но, что еще более тревожно, она добавила, что Оливия мертва.

– Я могу стопроцентно гарантировать, что она не слышала этого от моего Итана, – заявляет Уиллоу, расправляя плечи и вызывающе вздергивая подбородок.

– Ладно, – говорю я, желая возразить, но понимая, что это не лучшая мысль. – Полагаю, она могла услышать это где угодно – может, даже подслушала разговор учителей или что-то в этом роде… – Виновато улыбаюсь.

– Скорее всего, случайно услышала, как полиция задает свои вопросы, – вступает в разговор Зари. – Они все еще проводят подомовые обходы.

Теперь уже более спокойным голосом я предлагаю то, что будет считаться более приемлемым вкладом в обсуждение этого вопроса:

– Но прошло уже несколько дней – наверняка они уже прошли эту стадию?

Толпа сгущается, когда мы придвигаемся все ближе друг к другу, чтобы продолжить эту якобы приватную беседу. К счастью, похоже, что моя вспышка гнева быстро забыта, поскольку на смену ей пришли более неотложные вопросы. Насколько я могу себе представить, далеко не один родительский кружок, отправив своих детей в разные классы, ведет сейчас подобные разговоры.

– Судя по всему, пока нет. Наверное, не все были дома, когда приходила полиция; им придется нанести второй, а может, и третий визит, чтобы поговорить абсолютно со всеми.

– Ну не может же полиция опросить всю деревню – это пустая трата ресурсов. Они должны сосредоточиться на ее поисках.

– Ничто из этого не будет потрачено впустую, если они получат хотя бы малейшую зацепку, – говорит Зари, выразительно подняв брови. – Я слышала, как они спрашивали, не видел ли кто что-нибудь подозрительное или не обратил ли внимание на чье-нибудь странное поведение в этом районе в течение нескольких дней до похищения Оливии. Могу предположить, что пока у них ничего из этого не вышло, и как раз поэтому они все еще посещают каждый дом в окрестностях – в надежде, что кто-нибудь что-то видел или знает. Ты видела телевизионное обращение?

– Нет, лично я не видела. Честно говоря, я и не подозревала, что все это будет продолжаться, – говорю я.

– Вчера вечером, в «Юнионе», – говорит Зари, многозначительно глядя на меня. – Мы все вместе смотрели.

Остальные что-то согласно бормочут.

Мой пульс учащается. Выходит, прошлым вечером они тоже были в «Юнионе»… Интересно, общались ли с ними Марк с Бреттом? Не смотрели ли вместе с ними это обращение? Судя по взглядам, которыми сейчас обмениваются женщины, ответ по крайней мере на один из этих вопросов – да.

– Узнали что-нибудь новое? – Стараюсь избегать прямого зрительного контакта – не хочу, чтобы они заметили мою внезапную неловкость.

– Да не особо. – Голос Рейчел дрожит. – Однако это было совершенно душераздирающее зрелище, когда родители Оливии плакали перед камерами. Так подло было заставлять их проходить через это… Да и просто ни к чему, если вас интересует мое мнение – по-моему, лучше б уж Яннис выступил, как думаете?

Уиллоу усмехается.

– Наверное, боится показаться людям на глаза. Его автоматически заклеймили бы как похитителя – или еще хуже. Это ведь всегда муж, кого…

– Да, – рассеянно отзываюсь я. Моя мать однажды тоже так сказала. Когда мы смотрели примерно такое же обращение. «Крокодиловы слезы, – сказала она. – Ты только посмотри на него. Лживый ублюдок! Как раз он-то все это и сделал. Это же совершенно очевидно». Как ни странно, после того как забрали папу, мать больше никогда не произносила подобных слов. Она и помыслить об этом не могла, так ведь? Ее собственный муж оказался убийцей нескольких женщин, но она так и не узнала об этом. Легче ли судить других? Ясней ли видны при этом их несовершенства и изъяны? Быстрей ли вы распознаˆете ложь, если ее изрекает кто-то, кого вы не знаете? Клэр так и не простила ему этого. Она доверяла ему, верила в него, а он подвел ее. Подвел нас всех.

– Твой Марк был совсем хорошенький, – говорит Фрэнки, вырывая меня из моих мыслей. – Подпихни-подпихни, подмигни-подмигни[10]. – Она хихикает вместе с остальными, в буквальном смысле подпихивая Уиллоу локтем.

– В смысле? – Едва выдавливаю это слово сквозь стиснутые зубы, еле сдерживая желание просто развернуться и уйти.

– Я знаю, что он всегда был… ну, понимаешь… общительным малым, но была удивлена, что он так кокетничал с нами, учитывая, что мы с тобой подруги. Как будто они с приятелем реально вздумали кого-нибудь снять…

Каждое слово бьет меня, словно брошенный камешек.

– Держу пари, что ты его с ходу не отшила – а, Фрэнки? – Тон у меня резкий, язвительный. Я злюсь на Марка, но еще больше на них. В моей голове возникает картина, как все они пыхтят вокруг него, словно сучки во время течки. И прежде чем успеваю хоть как-то аргументировать подобное поведение мужа или просто отшутиться – что в подобной ситуации было бы предпочтительней, – вдруг ловлю себя на том, что протискиваюсь мимо Фрэнки, вырываясь из этого тесного кружка. Спешу прочь, не останавливаясь, пока не скрываюсь из виду.

И в уединении своей машины даю волю слезам.

Глава 24

Дженни

Вся в слезах, искажающих зрение, и с адреналином, разогнавшим пульс вдвое быстрей обычного, я лишь поддаю газу, мчась через деревню. Это глупое, безответственное поведение, не в последнюю очередь по причине усиленного присутствия полиции, но я бессильна остановить себя. Мозг как будто отключился. Не успеваю оглянуться, как оказываюсь на дороге, ведущей к клинике. Поездка, какой бы короткой она ни была, прошла как в тумане с того самого момента, как я отъехала от школы.

Что-то вдруг привлекает мое внимание на дороге. Резко нажимаю на тормоз и сцепление, шины визжат по асфальту, я резко останавливаюсь. Ремень безопасности сильно врезается в грудь, когда меня швыряет вперед, а затем отпускает. Я плюхаюсь обратно на сиденье, ударившись головой о подголовник. Делаю глубокий, успокаивающий вдох.

Потирая грудь, отстегиваю ремень и наклоняюсь ближе к ветровому стеклу. Замечаю кролика, пытающегося запрыгнуть на живую изгородь, но он тяжело ранен. Надеваю куртку и выхожу из машины. Ноги у меня неконтролируемо дрожат, когда я осторожно пытаюсь извлечь из кустов перепуганное существо. Кролика тоже трясет, он в шоке. Одна из задних лап у него безвольно обвисла и вся в крови. Бедняжка… Должно быть, кто-то сбил его и просто уехал. Он