– Ах да, ты видел, как я читал «Фауста» в Амстердаме, не такли? И приобрел экземпляр для себя.

– Откуда ты знаешь?

– Владелец магазина рассказал мне об этом на следующий день.Через несколько минут после моего ухода к нему зашел странного вида молодойсветловолосый француз, купил ту же книгу и затем полчаса неподвижно простоял наулице, читая ее. Более светлой кожи он в жизни не видел. Кто еще это мог быть?

Я с улыбкой покачал головой.

– Иногда я веду себя крайне неосторожно. Чудо, чтокакой-нибудь ученый до сих пор не поймал меня в свои сети.

– Это не шутки, друг мой. Несколько ночей назад в Майами тыпоступил весьма неосмотрительно. Две жертвы, в которых не осталось ни капликрови…

Его замечание привело меня в такое смятение, что поначалу ядаже не нашелся с ответом. А потом смог лишь выразить удивление по поводу того,как новости долетают до него из-за океана. Я почувствовал, что былое отчаяниевновь коснулось меня черным крылом.

– Необычные убийства попадают на первые полосы газет во всеммире, – объяснил он. – К тому же Таламаска получает отчеты о подобныхвещах. В каждом крупном городе у нас есть люди, которые делают для нас вырезкии собирают разного рода предметы, связанные с паранормальными явлениями.«Убийца-вампир: две жертвы в Майами». Мы получили это из нескольких источников.

– Но никто же не верит, что это действительно был вампир. Итебе прекрасно известно, что не верят.

– Пока нет, но продолжай в том же духе, и поверят все. Ведьименно этого ты добивался во время своей короткой карьеры в рок-музыке. Тыхотел, чтобы они напали на след. И в этом нет ничего невероятного. А твоя охотана серийных убийц! Ты оставляешь за собой целый хвост.

Его последние слова меня поразили. Я охотился на убийц то наодном, то на другом континенте. И никогда не думал, что кто-то способен связатьвоедино эти разрозненные, разделенные большими расстояниями смерти, –кроме, конечно, Мариуса.

– И как ты обо всем догадался?

– Я же сказал. Подобные истории непременно становятся намизвестны. Сатанизм, вампиризм, вуду, колдовство, появление оборотней – всесведения о них ложатся ко мне на стол. Большая часть, разумеется, отправляетсяв мусорную корзину. Но я умею отличить зерно истины. А твои убийства заметитьнесложно.

Ты уже давно гоняешься за серийными убийцами. И неудосуживаешься прятать их трупы. Последнего ты бросил прямо в отеле, где егонашли всего через час после наступления смерти. Со старухой ты обошелся не менеенебрежно – сын обнаружил ее на следующий день. Коронер не увидел ран ни наодном из этих тел. В Майами ты теперь безымянная знаменитость, чья слава далекопревзошла печальную известность бедняги из отеля.

– Мне наплевать, – сердито откликнулся я, хотя, конечно,в данном случае покривил душой. Я ненавидел собственную беспечность, но даже непытался что-либо исправить. Пора действовать по-другому. Ведь и сегодня вечеромя поступил не лучше. Но поиск оправданий казался мне трусостью.

Дэвид внимательно наблюдал за мной. Если в его характере ибыла какая-то доминирующая черта, то это, конечно же, осторожность.

– Теоретически вполне можно допустить, – в конце концовзаметил он, – что тебя поймают.

Я презрительно усмехнулся.

– Тебя могут запереть в стеклянную клетку и изучать, какподопытное животное в лаборатории.

– Это невозможно. Однако мысль интересная.

– Так я и знал! Ты сам на это напрашиваешься!

Я пожал плечами.

– Хоть какое-то развлечение для разнообразия. Однако этоабсолютно невозможно. В ночь моего выступления в качестве рок-певца произошлисамые невероятные вещи. Но смертные просто убрали следы беспорядков и закрыливсе дела. Что касается старушки в Майами – это ужасное несчастье. Такого нельзядопускать… – Я замолчал, вспомнив о тех, кто этой ночью умер в Лондоне.

– Но убийство доставляет тебе удовольствие, – возразилон. – Ты утверждаешь, что это весело.

Внезапно мне стало так больно, что захотелось уйти. Но яобещал остаться. Я сидел, глядя в огонь и думая о пустыне Гоби, о костяхгигантских ящеров; я вспоминал, как весь мир наполнился светом. Я подумало Клодии… И ощутил запах фитиля лампы.

– Извини, я не хотел быть с тобой жестоким, – сказалон.

– Черт возьми, почему бы и нет? Более подходящий объект дляжестокости трудно себе представить. Кстати, я ведь тоже не всегда к тебе добр.

– Что тебе нужно на самом деле? Какая тебя снедает страсть?

Я подумал о Мариусе и о Луи, которые много раз задавали мнетот же самый вопрос.

– Как искупить вину за содеянное? – спросил я. – Ясобирался покончить с убийцей. Он был тигром-людоедом, моим братом. Я лежал взасаде и ждал его. А та пожилая женщина – всего лишь ребенок в лесу. Но какоеэто имеет значение? – Я вспомнил о жалких созданиях, которых убил сегоднявечером, устроив в лонодонских переулках настоящую бойню. – Жаль, но мненикак не удается усвоить, что это не имеет значения. Я собирался спасти ее. Ночто такое один милосердный поступок по сравнению с тем, что я совершил? ЕслиБог или дьявол существуют, значит, я проклят. Может быть, ты продолжишь своюрелигиозную проповедь? Странно, но такие беседы удивительно успокаивают.Расскажи еще про дьявола. Да, конечно, он подвержен изменениям. Умен. У него,должно быть, есть чувства. Так с какой же стати ему всегда быть одинаковым?

– Вот именно. Ты же знаешь, что говорится в Книге Иова.

– Напомни.

– Ну, Сатана сидит у Бога на Небесах. Бог спрашивает, гдеСатана был. И тот отвечает, что бродил по свету. Обычный разговор. И начинаетсяспор об Иове. Сатана считает, что добродетель Иова целиком проистекает из егоблагополучия. И Бог позволяет Сатане испытать Иова. Эта сцена отображаетмаксимально близкую к нашей ситуацию. Богу известно не все. Дьявол – егохороший друг. Все в целом – эксперимент. И этот Сатана весьма далек от тогодьявола, каким его представляет себе современный мир.

– Ты говоришь об этих понятиях как о реально существующих…

– Я думаю, они вполне реальны, – ответил Дэвид. Голосего постепенно затих, и он погрузился в размышления. Однако вскоре стряхнул ссебя задумчивость. – Хочу тебе кое в чем признаться. Давно пора этосделать. В определенном смысле я не менее суеверен и религиозен, чем самыйзаурядный человек. Понимаешь, во многом это основано на своеобразном видении –на некоем откровении, которое накладывает свой отпечаток на человеческийрассудок.

– Нет, не понимаю. Мне снятся сны, но без откровений.Пожалуйста, объясни.