– Да, вот он, Обряд Тьмы, – прошептал я. – Какправы были старейшие, что дали ему это имя. Интересно, не сам ли я себяперехитрил? Ведь передо мной сидит вампир, вампир огромной силы, мой личныйотпрыск – и что ему до прежних эмоций?

Я посмотрел на него и снова почувствовал, как подступаютслезы. Они меня никогда не подводят.

Он хмурился, слегка приоткрыв рот, и мне показалось, будто янанес ему ужасный удар. Но он мне не ответил. Он выглядел так, словно япоставил его в тупик, покачал головой, как будто не знал, что ответить.

И я осознал, что вижу в нем не столько уязвимость, сколькосочувствие и нескрываемую заботу обо мне.

Он внезапно встал с кресла, упал передо мной на колени иположил руки мне на плечи, совершенно не обращая внимания на моего верногоМоджо, который уставился на него безразличными глазами. Сознавал ли он, чтоименно так я стоял перед Клодией в горячечном бреду?

– Ты не изменился, – сказал он. – Совсем неизменился.

– Не изменился по сравнению с чем?

– Каждый раз, когда ты приходил ко мне, ты задевал меня заживое, вызывал во мне глубокое желание тебя защитить. Ты вызывал во мне любовь.И ничто не изменилось. Только ты еще больше запутался и нуждаешься во мне. Яясно вижу, что мне предстоит вести тебя вперед. Я – твоя связь с будущим.Только с моей помощью ты встретишь грядущие годы.

– Ты тоже не изменился. Потрясающая наивность. Чертовдурак. – Я попытался стряхнуть его руку с плеча, но не вышло. – Тебяждут большие неприятности. Вот увидишь.

– Как восхитительно. Ну идем, нам нужно ехать в Рио. Нельзяпропустить ни минуты карнавала. Хотя, конечно, потом мы сможем поехать еще… иеще… и еще… Пошли.

Я неподвижно сидел и долго-долго смотрел на него, пока онснова не забеспокоился. Сжимавшие мои плечи пальцы оказались довольно сильными.Да, я все сделал отлично, шаг за шагом.

– В чем дело? – робко спросил он. – Ты меняоплакиваешь?

– Может быть, немного. Как ты и сказал, я не такойсообразительный, не всегда знаю, чего хочу. Но, наверное, я стараюсьзапечатлеть этот момент у себя в голове. Я хочу запомнить его навсегда – какойты сейчас, здесь, со мной… Пока все еще остается по-прежнему.

Он встал и, без заметного усилия потянув за собой, поставилменя на ноги. Когда он заметил мое удивление, на его лице заигралаторжествующая улыбка.

– Да, наша драка – это будет нечто, – сказал я.

– Что ж, можешь подраться со мной в Рио, когда будемтанцевать на улицах.

Он поманил меня за собой. Я точно не знал, что мы теперьбудем делать и как совершим это путешествие, но я испытывал чудесное волнение,и, честно говоря, мне было наплевать на мелочи.

Конечно, Луи придется уговаривать ехать, но мы против негоскооперируемся и, невзирая на его нежелание, как-нибудь заманим.

Я уже было собирался выйти следом за ним из комнаты, когдамое внимание привлек один предмет. Он лежал на старом столе Луи.

Это был медальон Клодии. Цепочка свернулась в кольцо,отражая свет каждым своим звеном, овальный футляр был открыт и прислонен кчернильнице, и ее личико смотрело прямо на меня.

Я протянул руку, поднял медальон и внимательно посмотрел напортрет. И меня посетило печальное осознание.

Она перестала быть воспоминанием. Она превратилась влихорадочный бред. Она стала призраком из больницы в джунглях, фигуркой,стоявшей на солнце в Джорджтауне, духом, мечущимся в тенях Нотр-Дам. При жизниона никогда не была моей совестью! Только не Клодия, моя безжалостная Клодия.Что за сон! Просто сон.

Пока я с горечью рассматривал ее, в очередной раз оказавшисьна грани слез, на губы мои закралась мрачная потаенная улыбка. Ведь ничто неизменилось, когда я осознал, что собственноручно приписал ей эти слова. То, чтоони означали, было правдой. Я действительно получил шанс на спасение – иотказался от него.

Держа в руках медальон, я хотел сказать ей что-нибудь. Яхотел сказать что-нибудь той, кем она была, и своей собственной слабости, иобитавшему во мне жадному, зловредному существу, которое опятьвосторжествовало. Это правда. Я выиграл.

Да, мне нестерпимо хотелось произнести какие-нибудь слова!Слова, исполненные поэзии, глубокого смысла, которые искупили бы мою жадность,мои пороки, страсти моего сердца. Ведь я еду в Рио, не так ли? С Дэвидом и сЛуи – и начинается новая эра…

Да, скажи что-нибудь – ради всего святого, ради Клодии –напусти мрака, покажи, что за этим стоит. Господи, распори завесу, покажижуткую суть.

Но я не смог.

Нет, правда, что еще говорить?

Я уже все сказал.

Лестат де Лионкур

Новый Орлеан

1991