– Вижу, ты пришел в себя, – слегка понизив голос, снеожиданной теплотой произнес Дэвид. Он откинулся в кресле, поставив бокал направый подлокотник. Он держался с большим достоинством, хотя и намногонепринужденнее, чем обычно. Густые волнистые волосы приобрели благородныйтемно-серый оттенок.

– Я действительно похож на себя?

– У тебя озорные искорки в глазах, – едва слышноответил он, не отводя от меня пристального взгляда. – А легкая улыбка нагубах исчезает, только когда ты начинаешь говорить, да и то не больше чем насекунду. Но кожа удивительным образом изменилась. Надеюсь, ты не испытываешьболи. Скажи, тебе ведь не больно?

Я сделал пренебрежительный жест. Мне было слышно, как бьетсяего сердце. Чуть-чуть слабее, чем в Амстердаме, то и дело сбиваясь с ритма.

– Надолго ли твоя кожа останется такой темной? –спросил он.

– Наверное, на многие годы – кто-то из древних, кажется, такговорил. Разве я не писал об этом в «Царице Проклятых»? – Я подумал оМариусе и о том, как он сердит на меня. Он явно не одобрит мой поступок.

– Это была рыжеволосая Маарет, одна из древнейших, –сказал Дэвид. – В твоей книге она утверждает, что сделала то же самоепросто для того, чтобы у нее потемнела кожа.

– Удивительное мужество! – шепотом воскликнул я. –А ведь ты не веришь в ее существование! Хотя я сейчас сижу прямо перед тобой.

– О нет, верю. Конечно верю. Я верю каждому написанномутобой слову. Но тебя я знаю! Расскажи мне – что конкретно произошло в пустыне?Ты действительно думал, что умрешь?

– Тебе непременно нужно спросить об этом с места вкарьер, – вздохнул я. – Хорошо, не могу утверждать, что ядействительно так думал. Наверное, я играл в свои обычные игры. Клянусь Богом,я не лгу остальным. Но себе я лгу. Я не думаю, что вообще могу умереть, –во всяком случае, не представляю себе, каким образом это сделать.

Он издал долгий вздох.

– А вот почему не боишься умереть ты, Дэвид? Нет, я несобираюсь мучить тебя своим обычным предложением. Однако для меня это поистиненепостижимая загадка. Ты действительно искренне не боишься смерти, и я этого непонимаю. Потому что угроза смерти для тебя вполне реальна.

Были ли у него сомнения? Он ответил не сразу. Но я видел,что он получил богатую пищу для размышлений. Я почти слышал, как работает егомозг, хотя, конечно же, не слышал его мыслей.

– Почему «Фауст», Дэвид? Неужели я Мефистофель? А ты –Фауст?

Он покачал головой.

– Может быть, я и Фауст, – сказал он наконец, сделавеще один глоток виски, – но ты уж точно не дьявол. – Он вздохнул.

– Но я все тебе испортил, да? Я понял это в Амстердаме. Тыбываешь в Обители только по необходимости. Я не свожу тебя с ума, но очень плохона тебя влияю, правда?

И снова он не ответил. Он смотрел на меня большими выпуклымичерными глазами и, видимо, тщательно обдумывал вопрос. Глубокие морщины на лбу,в уголках глаз и рта только подчеркивали сердечное и открытое выражение лица. Внем не было ни тени угрюмости, но таившаяся в глубине души неудовлетворенностьи размышления над прожитой долгой жизнью оставили свой след.

– Так или иначе, это должно было произойти, Лестат, – вконце концов заговорил он. – По целому ряду причин я больше не могу с прежнимуспехом исполнять обязанности Верховного главы ордена. Уверен, такой исход делабыл практически неизбежен.

– Объясни. Я считал, что ты составляешь часть самого ядраордена и что в нем вся твоя жизнь.

Он покачал головой.

– Я никогда не был типичным кандидатом в Таламаску. Тебеизвестно, какой была моя молодость в Индии, и я мог бы прожить так до концасвоих дней. Я не ученый в обычном смысле этого слова, и никогда им не был. Темне менее я действительно в чем-то сродни Фаусту: я стар, и мне не удалосьразгадать тайны мироздания. Ни в коей мере! А в молодости мне казалось, чтоудалось. В первый раз, когда мне было… видение. В первый раз, когда япознакомился с ведьмой, в первый раз, когда я услышал голос духа, в первый раз,когда я вызвал духа и заставил его исполнить мой приказ… Я думал, что позналвсе! Но это ерунда. Это все земные реалии… земные тайны… Или тайны, которых мненикогда не постичь, ни за что.

Он сделал паузу, словно хотел добавить что-то еще, нечтоконкретное и важное. Но вместо этого поднял бокал и почти рассеянно осушил его,на сей раз без гримасы, которая, очевидно, сопровождала лишь самый первыйглоток вечера. Он непонимающе взглянул на бокал и вновь наполнил его изграфина.

Невозможность прочесть его мысли выводила меня из равновесия,равно как и тот факт, что его слова не давали мне ни малейшего намека на то,что происходило у него в голове.

– Знаешь, почему я стал членом Таламаски? Исследования здесьабсолютно ни при чем. Я никогда не мечтал о том, чтобы заточить себя в стенахОбители, одолевать горы бумаг, заносить сведения в компьютер и рассылать факсыпо всему миру. Вовсе нет. Все началось с очередной охотничьей экспедиции, сновых рубежей, как говорится, с путешествия в далекую Бразилию. Именно там, наузких извилистых улочках старого Рио, я столкнулся с проявлениями оккультизма,и встреча с ними оказалась ничуть не менее захватывающей и опасной, чем охотана тигра. Вот что влекло меня – опасность. И даже не представляю себе, как яоказался настолько далеко от нее.

Я не ответил, но кое-что для меня прояснилось: знакомство сомной таило очевидную опасность. Должно быть, именно она в первую очередь его ипривлекала. Я всегда считал, что он наивен, как и все ученые, но дело, каквыяснилось, вовсе не в этом.

– Да, – тут же откликнулся он, с улыбкой сверкнувглазами. – Все именно так. Однако я не могу поверить, что ты способенпричинить мне вред.

– Не обольщайся, – быстро возразил я. – Тызанимаешься самообманом. И совершаешь старую ошибку: веришь глазам своим. Я нето, что ты видишь.

– Как это?

– А вот так. Внешне я похож на ангела, но я не ангел. Многиеиз нас подчиняются старым законам природы. Мы прекрасны, как змеи сосверкающими спинами, как полосатые тигры, но мы – безжалостные убийцы. Это нечто иное, как обман зрения. Но я не хочу сейчас вступать с тобой в спор.Рассказывай. Что произошло в Рио? Мне не терпится узнать.

На самом деле я хотел сказать: «Раз уж я не могу сделатьтебя своим спутником-вампиром, то позволь хотя бы поближе узнать тебя каксмертного». Наша беседа, возможность сидеть с ним рядом вызывали во мневолнение и в то же время легкую грусть.