– Доктор Доналдсон лечил мисс Аранделл?

– Лишь когда Грейнджер уезжал в отпуск.

– А во время последней болезни?

– Вряд ли.

– Мне кажется, мисс Пибоди, – улыбнулся Пуаро, – что вы неочень-то высокого мнения о его профессиональных качествах.

– Не совсем так, вы не правы. Он врач вполне знающий,способный. Но его метода – не по мне. Сами посудите, в былые времена, когдаребенок объедался незрелыми яблоками и у него начиналась желчная колика, врачтак и говорил «желчная колика» – и посылал ему несколько пилюль из своейприемной. Теперь же вам твердят, что у ребенка ярко выраженный цирроз[30], чтотребуется диета, и прописывают то же самое лекарство, только в виде крохотныхтаблеток, которые производят фармацевтические фабрики и за которые надо платитьвтридорога! Доналдсон – сторонник этой школы. Кстати, ее предпочитаетбольшинство молодых матерей. Впрочем, не думаю, чтобы этот молодой человекнадолго задержался у нас, обслуживая тех, кто подхватил корь или съелчто-нибудь не то. Он намерен переехать в Лондон. Этот подающий надежды докторчестолюбив и хочет специализироваться.

– В чем именно?

– В серотерапии[31]. Так, кажется, это называется. Это когдавам вводят под кожу сыворотку, независимо от того, как вы себя чувствуете,чтобы у вас выработался иммунитет к заразным заболеваниям. Лично я никогда непозволю делать себе эти сомнительные вспрыскивания.

– Вероятно, доктор Доналдсон проводит опыты, касающиесякакого-то определенного заболевания?

– Чего не знаю, того не знаю. Только вижу, что его неустраивает работа провинциального лекаря. Он рвется в Лондон. Но для этогонеобходимы деньги, а он беден как церковная крыса.

– Печально. Истинное дарование часто гибнет из-за отсутствияденег, – пробормотал Пуаро. – А те, у кого они есть, не хотят помочь.

– Во всяком случае, Эмили Аранделл не проявила такогожелания, – констатировала мисс Пибоди. – Ее завещание многих потрясло. Я имею ввиду сумму, а не того, кому она ее оставила.

– Родственники ее тоже были потрясены этой суммой, как выдумаете?

– Трудно сказать, – ответила мисс Пибоди, жмурясь отудовольствия. – И да и нет. Во всяком случае, один из них вряд ли был слишкомудивлен.

– Кто именно?

– Чарлз. Он явно рассчитывал на большой капитал. Не такой уждурак этот Чарлз.

– Себе на уме?

– Во всяком случае, не размазня, как другие, – усмехнуласьмисс Пибоди. И, помолчав, спросила: – Вы собираетесь с ним встретиться?

– Имел такое намерение, – несколько напыщенно произнесПуаро. – Вполне возможно, что у него сохранились какие-нибудь документы,касающиеся его деда.

– Скорее всего, он давно уже их сжег. Этот молодой повеса неиспытывает никакого почтения к своим предкам.

– Попытка не пытка, – нравоучительно заметил Пуаро.

– Пожалуй, – милостиво согласилась мисс Пибоди. В ее голубыхглазах блеснуло нечто такое, что заставило Пуаро встать.

– Не смею дольше злоупотреблять вашим терпением, мадам.Премного благодарен за ту информацию, которую вы мне дали.

– Я сделала все, что в моих силах, – ответила мисс Пибоди. –Правда, наша беседа имела очень малое отношение к Индийскому восстанию, не такли?

Она попрощалась с нами за руку.

– Дайте мне знать, когда книга выйдет в свет, – сказала онанам вслед. – С удовольствием прочту.

Последнее, что мы услышали, покидая комнату, был ее густойсочный хохот.

– Что же теперь? – спросил Пуаро, когда мы снова сели вмашину.

Наученный опытом, я больше не решился предложить емувернуться в Лондон. Пусть уж Пуаро развлекается по-своему, раз ему хочется.Зачем мешать?

Я предложил выпить чаю.

– Чаю, Гастингс? С какой стати? В такое-то время?

– А что? – Я посмотрел на часы. – Половина шестого. Самоевремя попить чаю.

– Вечно вы, англичане, со своим чаем! – вздохнул Пуаро. –Нет, mon ami, сейчас нам не до чая. В книге о правилах поведения я прочел наднях, что после шести визитов не наносят. Это нарушение этикета. Так что у насосталось всего полчаса на осуществление своих намерений.

– Подумать только, каким светским вы вдруг сделались, Пуаро.Так кого мы намерены сейчас посетить?

– Les mademoiselles Трипп.

– И вы скажете им, что сочиняете книгу о спиритизме? Илипо-прежнему будете утверждать, что пишете о генерале Аранделле?

– На сей раз все будет гораздо проще, друг мой. Но прежденам следует узнать, где живут эти дамы.

Нам любезно объяснили, как к ним пройти, однако мы долгоплутали по проулкам. Сестры Трипп обитали в старомодном живописном домике,который был таким ветхим, что, казалось, вот-вот развалится.

Нам отворила дверь девчонка лет четырнадцати, мимо котороймы с трудом протиснулись внутрь.

В гостиной, под потолком которой темнели старинные дубовыебалки, имелся большой открытый камин и маленькие окошки, которые почти непропускали света. Обставлена она была дубовой мебелью в псевдодеревенскомстиле, как любят у нас в провинции. На столе красовалась деревянная плошка сфруктами, а на стенах висели фотографии, для которых позировали в основном двеособы, то прижимая к груди букеты цветов, то кокетливо придерживая широкополыесоломенные шляпки.

Впустив нас, девочка что-то пробормотала и скрылась, но ееголос тут же раздался где-то наверху:

– К вам два джентльмена, мисс.

Послышались женский щебет, затем скрип половиц, шуршаньеюбок. По лестнице спустилась дама и направилась прямо к нам.

Она выглядела скорее лет на пятьдесят, нежели на сорок,волосы у нее были гладко причесаны на прямой пробор, как у Мадонны[32], глаза –карие и немного выпуклые. Кисейное платье со множеством оборок производилостранное впечатление – очень напоминало бальное.