Немой свидетель - Агата Кристи

Дорогому ПИТЕРУ, лучшему другу и приятелю, собаке, какихмало

Мисс Аранделл скончалась первого мая. И хотя болела онанедолго, смерть ее мало кого удивила в провинциальном городке Маркет-Бейсинг,где она жила с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать. Ибо Эмили – последнейиз потомков Аранделлов – давно уже перевалило за семьдесят, и многие годы онаслыла особой хрупкого здоровья, тем более что полтора года назад она едва неумерла от приступа болезни, которая в конце концов ее и доконала.

Но если смерть мисс Аранделл мало кого удивила, то еезавещание взбудоражило всех, вызвав бесконечные толки и бурю самых разныхчувств: недоумение, волнение, отчаяние, злобу. Неделями, а то и месяцами вМаркет-Бейсинге ни о чем другом не говорили. У каждого на сей счет имелось своесобственное суждение, начиная с бакалейщика мистера Джонса, утверждавшего, что«свой своему поневоле брат», и кончая мисс Лэмфри с почты, без концатвердившей: «Нет дыма без огня! Помяните мои слова!»

На самом же деле – таково было единодушное мнение жителейгорода – о том, что произошло в действительности, могла знать только одна особа– мисс Вильгельмина Лоусон, компаньонка мисс Аранделл. Тем не менее мисс Лоусонкатегорически отрицала свою осведомленность, заявляя, что знает ничуть не болееостальных и не менее других была огорошена, когда вскрыли завещание.

Впрочем, мало кто верил ей. Но что бы там ни говорила миссЛоусон, сущую правду знала лишь сама покойная. А уж она-то умела держать языкза зубами. Даже своему адвокату ни словом не обмолвилась о мотивах своегорешения. Решила, и все тут.

Скрытность вообще была свойственна Эмили Аранделл – типичнойпредставительнице своей эпохи, с присущими этому поколению добродетелями ипороками. Несмотря на властный, иногда нетерпимый характер, она отличаласьнеобыкновенной отзывчивостью. Да, у нее был острый язычок, но она делала многодобра. Сентиментальная по натуре, она тем не менее обладала ясным умом. Никтоиз компаньонок подолгу не задерживался у нее, хотя им и щедро платили, –слишком уж нещадно она их третировала. Кроме того, у нее было сильно развиточувство семейного долга.

В пятницу, накануне Пасхи, Эмили Аранделл, стоя в холле«Литлгрин-хауса», отдавала кое-какие распоряжения мисс Лоусон.

Мисс Аранделл, будучи некогда миловидной девицей, достарости сохранила привлекательность, прямую осанку и живые манеры. Слабаяжелтизна кожи свидетельствовала о том, что ей противопоказана жирная пища.

– Как же вы намерены разместить их, Минни? – спросила она.

– Мне кажется… По-моему, так будет правильно… Доктора имиссис Таниос следует поместить в дубовой комнате, Терезу – в голубой, амистера Чарлза – в бывшей детской…

– Нет, Терезу поместите в детской, а Чарлза – в голубой, –перебила ее мисс Аранделл.

– Как вам будет угодно… Прошу прощения… Просто я думала, чтобывшая детская менее удобна…

– Терезу она вполне устроит.

Поколение мисс Аранделл чтило женщин гораздо меньше мужчин.В ту пору мужчины главенствовали в обществе.

– Жаль, что не приедут малышки, – слащаво проворковала миссЛоусон.

Она обожала детей, но совершенно не умела с ними обращаться.

– Хватит с нас и четверых гостей, – обрезала ее миссАранделл. – Тем более что Белла слишком распустила детей. Очень уж онинепослушны.

– Мисс Таниос – хорошая, заботливая мать, – пробормоталаМинни Лоусон.

– Да, это верно. Белла чересчур добра, – согласилась миссАранделл.

– Ей, наверное, нелегко живется на чужбине, в такомзахолустье, как Смирна[1], – вздохнула мисс Лоусон.

– Охота пуще неволи, – изрекла Эмили Аранделл. И, стремясьположить конец разговору, заключила: – Пройдусь по лавкам, закажу кое-что навыходные.

– О, мисс Аранделл, позвольте мне. То есть…

– Ерунда! Я предпочитаю пойти сама. С Роджером надо уметьразговаривать. А вы, Минни, не умеете быть твердой, настаивать на своем. Боб!Боб! Куда запропастилась эта собака?

По лестнице скатился жесткошерстный терьер. Он вьюномвертелся вокруг своей хозяйки, выражая восторг и нетерпение коротким отрывистымлаем.

Хозяйка и собака вышли в сад и по дорожке направились кворотам.

Мисс Лоусон по-прежнему стояла в дверном проеме, слегкаприоткрыв рот и глупо улыбаясь им вслед.

– Те две наволочки, что вы мне дали, мисс, не парные, –сказала за ее спиной горничная.

– Неужели? Как же это я опростоволосилась… – И мисс Лоусонвновь погрузилась в хозяйственные заботы.

Мисс Аранделл под стать королеве шествовала по главной улицеМаркет-Бейсинга в сопровождении Боба.

Это и впрямь походило на королевское шествие. В каждойлавке, куда бы она ни заходила, владелец устремлялся ей навстречу.

Мисс Аранделл из «Литлгрин-хауса»! Одна из старейшихпокупательниц! Дама старой закваски! Их почти не осталось!

– Доброе утро, мисс. Что вам угодно? Мякоть недостаточнонежная? Вы заблуждаетесь, мисс. По-моему, довольно приличный кусок баранины.Ну, разумеется, мисс Аранделл. Раз вы так считаете, значит, так оно и есть.Нет-нет, что вы, у меня и в мыслях не было посылать к вам Кэнтербери, миссАранделл. Конечно, я сам займусь этим, мисс Аранделл.

Боб и Спот, собака мясника, – оба взъерошенные, тихонькорыча, кружили друг за другом. Спот – толстая дворняга – хорошо знал, что емукатегорически запрещено затевать драки с собаками клиентов, входивших в лавкухозяина, а потому лишь позволял себе легонько задирать их, как бы намекая, чтопри желании, не будь на то запрета, мог бы разделать их на котлеты.

Боб, тоже не робкого десятка, отвечал ему тем же.

Окликнув собаку, Эмили Аранделл двинулась дальше по улице.

В лавке зеленщика у нее произошла встреча с еще однойзвездой первой величины. Дородная пожилая дама, тоже державшаяся с королевскимдостоинством, приветствовала ее:

– Доброе утро, Эмили!

– Доброе утро, Кэролайн!

– Ждешь на выходные кого-нибудь из родственников? –поинтересовалась Кэролайн Пибоди.