После чего она взяла первый конверт, где было указано имямосье Эркюля Пуаро, и, отыскав в телефонном справочнике нужный адрес,переписала его на конверт.

В дверь постучали.

Мисс Аранделл быстро сунула конверт под клапан бювара.[9]

Ей вовсе не хотелось давать пищу любопытству Минни. Минни итак любила совать нос куда не следовало.

– Войдите, – сказала она и со вздохом облегчения откинуласьна подушки.

Теперь она сделала все необходимое, чтобы не оказатьсябезоружной в сложившейся ситуации.

События, о которых я только что рассказал, разумеется, сталиизвестны мне гораздо позже, после тщательного опроса членов семьи. Полагаю, яизложил все достаточно верно.

Мы с Пуаро оказались вовлеченными в дело благодаря письму,полученному от мисс Аранделл.

Я отлично помню тот день. Стояло жаркое, душное утроуходящего июня.

Пуаро совершал торжественную церемонию вскрытия утреннейкорреспонденции. Он брал в руки каждое письмо, сначала внимательно егоразглядывал, потом аккуратно взрезал конверт специальным ножичком; прочитавписьмо, клал его в одну из четырех стоп возле кружки с шоколадом, ибо имелотвратительную привычку пить шоколад на завтрак. Все это он проделывалавтоматически, словно хорошо отлаженная машина.

Так уж у нас было заведено, и малейший сбой тотчас обращална себя внимание.

Расположившись у окна, я глазел на проезжавшие мимо машины.После недавнего возвращения из Аргентины зрелище бурлящего Лондона явнобудоражило мою истосковавшуюся по нему душу.

Обернувшись к Пуаро, я с улыбкой сказал:

– Ваш скромный Ватсон[10] осмеливается сделать некоеумозаключение.

– С удовольствием выслушаю вас, мой друг.

Приняв соответствующую позу, я важно констатировал:

– Сегодня утром среди прочих писем одно вас особеннозаинтересовало.

– Вы настоящий Шерлок Холмс! Совершенно верно!

– Видите, ваши методы пошли мне на пользу, Пуаро, –засмеялся я. – Раз вы прочитали письмо дважды, значит, оно привлекло вашевнимание.

– Судите сами, Гастингс.

Заинтригованный, я взял письмо и тут же скорчил кислуюгримасу. Оно представляло собой два листка, исписанных старческими, едваразличимыми каракулями, и к тому же было испещрено многочисленными поправками.

– Мне следует прочитать это, Пуаро? – жалобно спросил я.

– Необязательно. Как хотите.

– Может, вы перескажете его содержание?

– Мне хотелось бы знать ваше мнение. Но, если у вас нетжелания, оставьте его.

– Нет-нет, я хочу знать, в чем дело.

– Вряд ли вы что-нибудь поймете, – сухо заметил мой друг. –В письме толком ни о чем не говорится.

Сочтя его высказывание несколько несправедливым, я безособой охоты принялся читать письмо.

«Мосье Эркюлю Пуаро.

Уважаемый мосье Пуаро!

После долгих сомнений и колебаний я пишу (последнее словозачеркнуто), решилась написать вам в надежде, что вы сумеете помочь мне в делесугубо личного характера. (Слова „сугубо личного“ были подчеркнуты три раза.)Должна признаться, я о вас уже слышала от некой мисс Фокс из Эксетера, и хотясама она не была знакома с вами, но сказала, что сестра ее шурина, имя которой,к сожалению, не помню, говорила о вас как об исключительно отзывчивом иразумном человеке („отзывчивом и разумном“ подчеркнуто один раз). Разумеется, яне стала допытываться, какого рода („рода“ подчеркнуто) расследование выпроводили для нее, но со слов мисс Фокс поняла, что речь шла о деле весьмаделикатном и щепетильном». (Последние четыре слова подчеркнуты жирной линией.)

Я прервал на какое-то время чтение. Разбирать едва видимыекаракули оказалось нелегкой задачей. И снова спросил:

– Пуаро, вы полагаете, стоит продолжать? Она что-нибудьпишет по существу?

– Наберитесь терпения, мой друг, и дочитайте до конца.

– Легко сказать, набраться терпения… Здесь такие каракули,будто это паук забрался в чернильницу, а потом прогулялся по листкам бумаги. Усестры моей бабушки Мэри, помнится, был такой же неразборчивый почерк, –проворчал я и снова погрузился в чтение.

«Мне думается, вы смогли бы помочь мне разобраться в тойсложной дилемме, которая встала передо мной. Дело очень деликатное, как вы,наверное, уже догадались, и требует крайне осторожного подхода, поскольку я всееще искренне надеюсь и молю бога („молю“ подчеркнуто дважды), что подозрениямои не оправдаются. Человеку свойственно порой придавать слишком большоезначение фактам, имеющим вполне обыкновенное объяснение».

– Здесь не потерян листок? – спросил я, несколькоозадаченный.

– Нет-нет, – усмехнулся Пуаро.

– Ничего не понимаю, какая-то бессмыслица. Что она имеет ввиду?

– Continuez toujours.

«Дело очень деликатное, как вы, наверное, уже догадались… –Я пропустил несколько строк, поскольку уже прочел их, и нашел нужное место. –По стечению обстоятельств не сомневаюсь, что вы сразу догадаетесь, какихименно, мне не с кем посоветоваться в Маркет-Бейсинге».– Я взглянул на адресотправительницы письма и прочел: «Литлгрин-хаус», Маркет-Бейсинг, Беркс». – Вто же время, как вы понимаете, тревога не покидает меня («тревога»подчеркнуто). В последние дни я часто корю себя за то, что слишком фантазирую(«фантазирую» подчеркнуто трижды), но тревога моя все растет и растет.Возможно, я делаю из мухи слона («из мухи слона» подчеркнуто дважды), но ничегоне могу с собой поделать. И, по-видимому, не успокоюсь до тех пор, пока делоокончательно не прояснится. Ибо оно беспокоит меня, сводит с ума и подтачиваетздоровье. А поделиться здесь с кем-нибудь не могу и не хочу («не могу и нехочу» подчеркнуто жирными линиями). Конечно, вы, как человек, умудренныйопытом, можете подумать, что все это старческие бредни. И факты объясняютсяочень просто («просто» подчеркнуто). Но, как бы банально ни выглядело это состороны, меня все равно одолевают сомнения и тревога, поскольку тут замешансобачий мячик. Мне необходимо посоветоваться с вами. Вы сняли бы с моей душиогромную тяжесть. Не будете ли вы столь любезны сообщить мне ваши условия и чтоот меня в данном случае требуется?