– Скорее всего, после обеда.

– Разумеется, разумеется. Я позвоню и скажу, что вы зайдетеоколо двух. Вас это устроит?

– Спасибо. Так вы говорите, владелицу усадьбы зовут миссАранделл, не так ли?

– Лоусон. Нынешнюю хозяйку усадьбы зовут мисс Лоусон. МиссАранделл, к сожалению, умерла совсем недавно. Поэтому-то усадьба и пошла напродажу. Уверяю вас, ее сразу купят. Нисколько не сомневаюсь. Откровенноговоря, но только сугубо между нами, я постараюсь, если вы готовы совершитькуплю, быстро все уладить. Я ведь уже сказал вам, что усадьбой интересовалисьдва джентльмена, и уверен, что со дня на день поступит предложение от одного изних. Оба осведомлены о том, что претендуют на одну и ту же усадьбу. Аконкуренция, как известно, подстегивает людей. Ха-ха! Мне вовсе не хотелось быоставить вас ни с чем.

– Мисс Лоусон, насколько я понимаю, торопится с продажейусадьбы?

Мистер Геблер понизил голос, делая вид, что говорит посекрету:

– Вот именно. Усадьба слишком велика для одинокой пожилойдамы. Она хочет избавиться от нее и купить квартиру в Лондоне. Ее можно понять.Поэтому-то усадьба и продается по столь смехотворно низкой цене.

– Наверное, с ней можно поторговаться.

– Конечно, сэр. Назовите вашу цену, и мы включимся в сделку.Но должен вам сказать, сэр, много она вряд ли уступит. И будет права. В нашидни такой дом стоит по меньшей мере тысяч шесть, не говоря уж о цене на землю ипрочие пристройки.

– Мисс Аранделл умерла внезапно, не так ли?

– Нет, не сказал бы. Старость – вот беда. Anno domini…[16]Ей давно уже перевалило за семьдесят, и она долго хворала. Она была последнейиз семьи Аранделлов. Вам что-нибудь известно о них?

– Я знаю несколько человек по фамилии Аранделл, у которыхесть родственники в здешних краях. Вполне возможно, что они имеют какое-тоотношение к этой семье.

– Не исключено. Их было четыре сестры. Одна из них вышлазамуж уже в годах, а три остальные жили здесь. Дамы старой закваски. Мисс Эмилиумерла последней. Ее очень уважали в городе.

Он протянул Пуаро ордер на осмотр усадьбы.

– Не откажите в любезности зайти потом и сказать мне о вашемрешении. Разумеется, там потребуется кое-какой ремонт. Но иначе не бывает. Явсегда говорю: «Не так уж трудно заменить ванну-другую? Пустяки».

Мы попрощались, и напоследок я услышал, как мисс Дженкинссказала:

– Звонила миссис Сэмьюэлс, сэр. Просила, чтобы вы ейпозвонили. Ее номер – Холланд пятьдесят три девяносто один.

Я помнил, это был вовсе не тот номер, который мисснацарапала на своем бюваре, и уж тем более не тот, который ей называли потелефону.

Без всякого сомнения, мисс Дженкинс таким образом мстила зато, что ей пришлось разыскать сведения о «Литлгрин-хаусе».

Когда мы вышли на площадь, я не преминул заметить, чтомистеру Геблеру как нельзя лучше подходит его фамилия. Пуаро улыбнулся икивнул.

– Он будет крайне разочарован, если вы не вернетесь, –сказал я. – По-моему, он нисколько не сомневается, что уже продал усадьбу.

– Да. Боюсь, надежды его не оправдаются.

– Предлагаю перекусить здесь. Или вы предпочитаете пообедатьгде-нибудь в более подходящем месте по пути в Лондон?

– Дорогой Гастингс, у меня нет намерения так быстро покинутьМаркет-Бейсинг. Мы отнюдь не завершили дела, ради которого прибыли сюда.

Я вытаращил глаза.

– Вы хотите сказать… Но, друг мой, все уже ясно. Нашастарушка умерла.

– Вот именно.

Он таким тоном произнес эти слова, что я невольно посмотрелна него пристальным взглядом. Было совершенно очевидно, что на этом бессвязномписьме он просто помешался.

– Но если она умерла, Пуаро, – мягко убеждал его я, – какойнам прок торчать здесь? Она уже ничего нам не расскажет. И если даже с нейчто-то произошло, то после ее смерти все кануло в Лету.

– Как у вас все легко и просто. Позвольте заметить, что дляЭркюля Пуаро дело считается завершенным лишь тогда, когда он сам поставит в немточку.

Я знал, что спорить с ним бесполезно. Но тем не менеепытался его отговорить:

– Но ведь она умерла…

– Вот именно, Гастингс. Именно умерла… Вы хоть и твердите обэтом, вас этот факт, похоже, совершенно не смущает. Да поймите же вы, миссАранделл умерла.

– Но, дорогой Пуаро, она умерла своей смертью! Что же тутстранного или необъяснимого? Геблер же сказал…

– Он с такой же настойчивостью говорил нам, что за«Литлгрин-хаус» просят две тысячи восемьсот пятьдесят фунтов. Неужели вы емуверите?

– Нет, конечно. Дураку ясно, что Геблеру не терпитсяпоскорее сбыть с рук эту усадьбу. Вероятно, там требуется капитальный ремонт.Готов поклясться, что он, точнее, его клиентка готова уступить «Литлгрин-хаус»за гораздо меньшую сумму. Продать огромный георгианский[17] домище, да ещевыходящий на улицу, должно быть чертовски трудно.

– Eh bien, – подтвердил Пуаро, – и нечего талдычить: «Геблерсказал, Геблер сказал», будто он пророк какой-то.

Я собрался было возразить, но в эту минуту мы очутились напороге «Джорджа», и Пуаро, воскликнув «Chut!»[18], положил конец нашемуразговору.

Мы вошли в просторное кафе с наглухо закрытыми окнами ипотому насквозь пропахшее кухонными запахами. Нас, тяжело отдуваясь, обслуживалмедлительный пожилой официант. В кафе больше никого не было. Официант подал нампревосходную баранину, большие куски капусты, с которой не удосужились какследует стряхнуть воду, и отварной картофель. Затем последовали безвкусныетушеные фрукты с заварным кремом, итальянский овечий сыр, печенье и, наконец,две чашки какого-то сомнительного пойла под названием «кофе».

После чего Пуаро, вынув ордер на осмотр усадьбы, выданныйнам мистером Геблером, обратился за разъяснением к официанту.

– Да, сэр, мне известны почти все из них. Имение«Хемел-Даун» довольно небольшое. Оно находится в трех милях отсюда, наМач-Бенем-роуд, «Нейлорс-Фарм» – то поближе, в миле отсюда. Туда ведет боковаядорожка – сразу за Кингс-Хед. «Биссет-Грейндж»? Впервые слышу. А вот«Литлгрин-хаус» совсем рядом, в нескольких минутах ходьбы.