– По-моему, я уже видел этот дом с улицы. Пожалуй, туда мы ипойдем. Он в хорошем состоянии?

– О да, сэр. И крыша, и трубы, и все прочее. Старомодный,конечно. Его ни разу не перестраивали. Зато сад превосходный. Мисс Аранделлочень любила свой сад.

– Теперь вроде бы усадьба принадлежит мисс Лоусон?

– Совершенно верно, сэр. Мисс Лоусон была компаньонкой миссАранделл, и старая дама все завещала ей, в том числе и дом.

– Неужели? Значит, у нее не было родственников, кому бы онамогла оставить свое состояние?

– Разумеется, были, сэр. Две племянницы и племянник. Но миссЛоусон до последнего дня ухаживала за ней. Ведь мисс Аранделл была оченьстарой… Дело житейское, сами понимаете.

– Наверное, у нее, кроме дома, ничего особенного и не было?

Я не раз замечал: когда от прямых расспросов толку не было,Пуаро специально спрашивал что-нибудь такое, что обязательно вызывалоестественное возражение, – и таким образом получал нужную ему информацию.

– Наоборот, сэр. Совсем наоборот. Мы все были потрясенысуммой, которую оставила ей старая дама. Завещание было составлено по всемправилам. Оказалось, что долгие годы она не трогала свой основной капитал, и онсоставил около трехсот-четырехсот тысяч фунтов.

– Можно только диву даваться! – выразил свое изумлениеПуаро. – Совсем как в сказке: бедная Золушка в мгновение ока превратилась впринцессу. Она хоть молодая, эта мисс Лоусон? Сумеет ли воспользоватьсясвалившимся на нее богатством?

– О нет, сэр. Это особа средних лет.

Называя ее «особой», он ясно давал понять, что бывшаякомпаньонка мисс Аранделл не пользовалась большим авторитетом вМаркет-Бейсинге.

– Представляю, какой это был удар для племянниц и племянникамисс Аранделл, верно? – продолжал расспрашивать Пуаро.

– Да, сэр. По-моему, их чуть кондрашка не хватил. Такого онине ожидали. Жители Маркет-Бейсинга только об этом и говорили. Одни считают, чтоблизких родственников нельзя обделять, другие – что каждый волен поступать, какему заблагорассудится. Видимо, правы и те и другие.

– Мисс Аранделл долго здесь жила, верно?

– Да, сэр. Вместе со своими сестрами. А до этого здесь жилих отец, старый генерал Аранделл. Я его, конечно, не помню, но, говорят, он былнезаурядным человеком. Участвовал в подавлении Индийского мятежа.

– И сколько у него было дочерей?

– Я знал только трех, была и еще одна – замужняя. А здешние– мисс Матильда, мисс Агнес и мисс Эмили. Первой умерла мисс Матильда, за неймисс Агнес, а вот теперь мисс Эмили.

– Совсем недавно?

– Да, в начале мая, а может, даже в конце апреля.

– Она что, серьезно болела?

– Да так, время от времени. Перемогалась кое-как. Год назад,правда, чуть не умерла от желтухи. Была тогда желтой, как лимон. Пожалуй,последние пять лет ей явно нездоровилось.

– У вас здесь, вероятно, неплохие врачи?

– Да, доктор Грейнджер уже сорок лет как здесь живет. Людичаще всего обращаются к нему. Он хоть с причудами, но врач хороший. Лучшего нами не надо. У него есть молодой компаньон – доктор Доналдсон. Он посовременнейврач. Некоторые предпочитают лечиться у него. А еще, конечно, доктор Хардинг,но он мало практикует.

– Мисс Аранделл, я полагаю, пользовал доктор Грейнджер?

– Да, доктор Грейнджер не раз вызволял ее из беды. Он из техврачей, кто не даст умереть спокойно, хочешь ты того или нет.

Пуаро кивнул.

– Всегда не мешает немного разузнать о тех краях, в которыхсобираешься поселиться, – заметил он. – Иметь под рукой хорошего врача оченьважно.

– Вы совершенно правы, сэр.

Пуаро заплатил ему по счету и добавил щедрые чаевые.

– Премного благодарен, сэр. Большое вам спасибо, сэр.Надеюсь, вы поселитесь у нас, сэр.

– Хотелось бы, – солгал Пуаро.

Мы вышли из «Джорджа».

– Теперь вы удовлетворены, Пуаро? – спросил я, когда мыочутились на улице.

– Ни в коем случае, друг мой.

И, к моему удивлению, он повернул в сторону, прямопротивоположную «Литлгрин-хаусу».

– Куда мы идем, Пуаро?

– В церковь, мой друг. Это может оказаться весьмаинтересным. Посмотрим мемориальные доски, старые памятники.

Я только кивнул, ничего не понимая.

Пуаро осматривал церковь недолго. Хотя там и сохранилиськое-какие образцы ранней архитектуры, она была слишком добросовестноотреставрирована в эпоху королевы Виктории[19] и утратила былое очарование.

Затем он принялся бродить по кладбищу, читая эпитафии[20],дивясь количеству умерших в некоторых семьях и повторяя вслух забавные фамилии.

Само собой, меня ничуть не удивило, когда он наконецостановился перед памятником, ради которого, несомненно, и посетил кладбище.

На громадной мраморной глыбе полустершимися буквами быловыведено:

БЛАЖЕННОЙ ПАМЯТИ

ДЖОНА ЛЕЙВЕРТОНА АРАНДЕЛЛА,

ГЕНЕРАЛА 24 ПОЛКА СИКХОВ,

ПОЧИВШЕГО В БОЗЕ 19 МАЯ 1888 ГОДА.

«ДА ПРЕИСПОЛНИСЬ БЛАГОДАТИ,

ДА ПРЕБУДЕТ В НЕЙ СИЛА ТВОЯ».

МАТИЛЬДЫ ЭНН АРАНДЕЛЛ,

ПОЧИВШЕЙ В БОЗЕ 10 МАРТА 1912 ГОДА,

«ВОССТАНЬ И ВОЗНЕСИСЬ НА НЕБЕСА».

АГНЕС ДЖИОРДЖИНЫ МЭРИ АРАНДЕЛЛ,

ПОЧИВШЕЙ В БОЗЕ 20 НОЯБРЯ 1921 ГОДА.

«МОЛИСЬ, И ДА ВОЗДАСТСЯ ТЕБЕ».

А затем шла свежая, по-видимому, недавно выбитая надпись:

ЭМИЛИ ХЭРРИЕТ ЛЕЙВЕРТОН АРАНДЕЛЛ,

ПОЧИВШЕЙ В БОЗЕ 1 МАЯ 1936 ГОДА.

«ДА УПОКОИТСЯ ДУША ТВОЯ».

Пуаро какое-то время разглядывал эту надпись.

– Первого мая… Первого мая… А я получил от нее письмосегодня, двадцать восьмого июня. Понимаете вы, Гастингс, что этот фактнеобходимо прояснить?