Мальчики пошли по Соляному переулку, а обескураженная барыня приказала ехать домой на Сергеевскую. Кешке очень хотелось пойти следом за гимназистом Володей. Но что он ему скажет? «Познакомь с папой, попроси, чтоб помог»?

Да и Василий Павлович ждать не будет, отдаст кости кому-нибудь другому. И Кешка повернул обратно в гимназический сад.

* * *

Про Фроську Крутилин вспомнил далеко не сразу, вызвал её ближе к вечеру.

– Садись.

– А выпить-то нальешь?

– Ты мне не тычь. Садись и отвечай на вопросы.

– Сначала налей.

– Ах ты дура этакая. Ты хоть соображаешь, что здесь подписала? Разве это ты Чванова убила?

– Я. Ей Богу, я. Хочешь крест поцелую?

– Ты врешь.

– А ты докажи.

– Не бойся, докажу. Я Крутилин. Слыхала про такого?

– Слыхала, что ты грязная ищейка.

Вконец рассвирепевший Иван Дмитриевич дернул за сонетку:

– Увести, – приказал он вошедшему надзирателю.

* * *

Около восьми Дерзкий вывернул из Кирпичного на Большую Морскую. План его был прост – зайти в здание сыскной, открыв с помощью отмычек замок, спрятаться на чердаке, дождаться ухода сыщиков со службы и снова используя отмычки, добраться до камеры вещественных доказательств. Найдя медальон, Дерзкий планировал вернуться на чердак, дождаться там утра и покинуть здание.

Но на Большой Морской его ожидал неприятный сюрприз – несколько сотен городовых из школы резерва. Прикурив папиросу, он повернул назад, по Малой Морской дошел до Невского и отправился к себе на Знаменскую.

Кешка к тому времени уже битый час ждал у Спаса на Сенной Петьку Абаса. Он даже внутрь вошел, купил свечку, дошел до алтаря, внимательно разглядывая прихожан. Петьки среди них не было. Кешка вернулся на площадь. В животе его урчало, ведь он целый день не ел. Но мальчишка боялся упустить Абаса. Присев на ступени храма, он терпеливо ждал. В начале десятого церковь закрыли. Кешка встал, решив про себя, что Петька про него забыл.

– Эй, ты что здесь делаешь? – раздался вдруг голос Вики.

– Петьку Абаса жду.

– Не жди. Убили его.

– Как убили?

– Взяли да и убили. И его, и Оську Хвастуна. Так что в Лавру сегодня не суйся. Там облава.

– А где же ночевать? – спросил Кешка, обрадовавшись тому, что успел сбыть кости тамошним маклакам до начала облавы.

– Пошли со мной на Горячее поле.

По Горсткиной улице идти не решились, сделали крюк по Гороховой. Затем по Фонтанке дошли до Обуховского проспекта и по нему, через Обводный, покинули город, очутившись в самом страшном его предместье – на Горячем поле. Оно начиналось от Московских Триумфальных ворот и тянулось в длину аж до Пулковских высот, в ширину же простиралось до Автово.

– Полицейские сюда не суются. Потому что здесь армия нужна, чтобы всё поле оцепить. А если не оцепить, никого и не поймаешь, – хихикал по дороге Вика. – Это тебе не Вяземская лавра.

– Почему же тогда столько народа в Лавре живет? Почему все сюда не уйдут? – поинтересовался Кешка.

– Во-первых, Лавра, считай, в самом центре города. Проснулся и сразу отправился по своим делам. А отсюда две, а то и три версты надо идти. Во-вторых, когда дождь, тут мокро. В-третьих, жить здесь можно только летом. Зимой в шалаше или в землянке долго не протянешь.

– А если печку поставить?

– Так дым от печки тебя и выдаст. И тогда полицейские цап-царап. И отдадут хозяину.

– Какому ещё хозяину?

– От которого я когда-то сбежал. У мамки с папкой семеро нас было по лавкам, вот и отправили меня, самого старшего, в город ремеслу обучаться. Фактор пообещал им, что на завод устроит, токарем…

– Кто-кто пообещал?

– Ну, делец. Который ездит по деревням, присматривает мальчишек, родителям обещает их в городе хорошо пристроить, деньги за это берет… А сам, сволочь, меня в портерную отдал, пиво по бутылкам разливать.

– Обманул, значит?

– Все они такие, эти факторы. А все потому, что завод за ученика им не платит. А хозяин портерной за меня червончик отстегнул. Вот и стоял я в холодном подвале по колено в воде с шести утра и до двенадцати ночи. Денег мне хозяин не платил, мол, я у него в обучении, кормил впроголодь, спал я в сарае вместе с коровой и поросятами. А ещё избивали меня. Иногда за дело, когда бутылку разобью или пиво пролью, а чаще всего просто так, от злобы. Вот однажды, когда хозяин сильно пьян был, стащил я у него бумажник и был таков. Прибился к таким же мальчишкам, как и я. Сперва милостыню просили, теперь уже не просим, отбираем.

– А если поймают и на каторгу отправят?

– Значит, на роду мне так написано. Да и что каторга? Оттуда деру можно дать. Знаешь, сколько тут на поле варнаков?

– Кого-кого?

– Беглых из ссылки и каторги. Самые страшные на Горячем поле люди. Знаешь, что я думаю? Петьку с Оськой кто-то из варнаков и завалил.

– Почему ты так решил?

– Оська вчера хвастался, что дружбу свел с варнаком и что на большое дело с ним сходил. Потом пару дней погулял, а затем варнак его и порешил, чтоб не болтал. И Петьку за компанию.

Мальчишки подошли к заставе.

– Здесь последняя по пути лавка, – сообщил Вика. – Давай-ка жратву накупим. У тебя деньги-то есть?

– Немного, – неохотно признался Кешка.

– А у меня ни копья. День вышел неудачный.

Вика, и Кешка это сразу почувствовал, безбожно врал. Но ведь кабы не Вика, сидел бы сейчас Кешка в съезжем доме. И чем бы это закончилось? Интересно, сходила Наталья в сыскное или нет? Учитывая её мстительный характер, наверняка сходила…

В лавке купили хлеба, колбасы, вареных яиц.

– И ещё пару чекушек, – сказал приказчику Вика. – Тебе одной хватит?

– Я водку не пью.

– Почему?

– Не хочу, как мамка, пьяницей быть…

– А кем хочешь?

– Сперва в тряпичники выбиться, потом в маклаки, чтобы не самому тряпки по помойкам искать, а скупать оптом. Потом костяной завод заведу, клей варить буду.

Приказчик лавки и Вика прыснули со смеху.

– Ну тогда возьми себе квасу, – отхохотав, посоветовал Кешке приятель.

Когда входили в лавку, было ещё светло, а когда вышли из неё, уже стало смеркаться. Пройдя по шоссе ещё версту, свернули вправо и, лавируя между высокими кустами, двинулись вглубь Горячего поля.

Вдруг кто-то за спиной Кешки ухнул три раза.

– Тут что, филины живут?

– Сам ты филин. То местная охрана. Сообщила про нас, мол, свои идут. Меня-то тут хорошо знают. Теперь и тебя запомнят.

– Да я без тебя и дороги не найду. То вправо, то влево.