Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это вы меня простите, что явилась без приглашения. Тарусова Александра Ильинична.
– Отец Игнатий.
– Зина, – вслед за отцом представилась и странная девочка.
– Садитесь, ваше сиятельство, – предложила попадья, смахивая крошки с табуретки. – Может, чаю?
– Нет, я из дома, – побрезговала предложенным угощением Тарусова.
Хоть квартира Липовых была опрятной и чистой, все в ней кричало о бедности: застиранная до дыр скатерть, давно потерявшее цвет платье Зиночки, треснувшее оконное стекло…
Александра Ильинична опустилась на табуретку, вслед за ней сели и хозяева.
– Вы сказали, что по делу пришли. Слушаем вас внимательно, – произнесла Анастасия Григорьевна.
– Хочу завтра в шесть вечера покрестить ребенка.
– Так что, ваш внук уже родился? Так сразу? – удивилась Липова.
– Нет, крестить будем сына начальника сыскной полиции.
– У княгини родится не внук, а внучка, – заявила девочка.
– Зинка, помолчи, – одернула её мать.
– А почему в шесть вечера? – спросил отец Игнатий. – Крестят обычно по утрам.
– А мы хотим вечером. Кстати, ваш долг этими крестинами мы и покроем. Согласны?
Старшие Липовы переглянулись.
– Не знаю, дозволит ли отец-настоятель. – задумчиво протянул Игнатий. – Во-первых, что вечером…
– А во-вторых? – спросила княгиня.
– Все богатые требы он совершает лично, – вздохнул священник.
Липова вскочила со своего табурета и ринулась к входной двери.
– Я сейчас все улажу, – крикнула она.
– Настя, не стоит… – робко произнес отец Игнатий, но жена его не послушалась. – Эх, родись Настя мужиком, была бы генералом. Кабы не она, прокуковали бы мы всю жизнь в Островном.
– Это где? – спросила Александра Ильинична.
– Да недалеко, сорок верст от Луги.
Княгиня усмехнулась: ещё до самой Луги почти сто сорок верст. Хотя если сравнивать с расстоянием до Иркутска или Камчатки, действительно почти рядом.
– Хорошо там было… Пока маркиза наша не померла.
– Кто, простите?
– Маркиза де Траверсе. Дочь знаменитого адмирала. Это в честь него Финский залив «маркизовой лужей» называют – в бытность его морским министром денег в казне на морские походы не было. И чтоб матросы с офицерами навыков не утратили, он их по Финскому заливу заставлял плавать. Так вот, маркиза-то нашу церковь в Островном и возвела. Хорошую, большую, каменную. А меня после семинарии туда служить отправили. Десять лет мы жили – не тужили, а потом маркиза Богу душу отдала. А племянник её в Островном жить не захотел. Так я без прихожан и остался. Раньше-то ко мне сама маркиза и её дворня на службу ходили, а после только Анастасия да детки наши. Окрестные деревни от нас далеко, им другие храмы ближе. Я-то сам человек кроткий, поворот в судьбе со смирением принял. А вот Настенька до митрополита дошла. Перевели меня сюда. Тяжело, правда, жить в каменном мешке, зато Феденька в гимназию поступил…
– Федя наш генералом станет, – заявила Зиночка.
– Ты, Зина, поменьше трынди. А то науськала Федьку, что он поступит, вот и занимался спустя рукава.
– Но он же поступил, – напомнила девочка.
– Только благодаря нашей благодетельнице. Спасибо вам ещё раз, Александра Ильинична.
– А Зиночка… Она давно… пророчествует? – уточнила княгиня.
– Давно…
– Доктору об этом говорили?
– Нет, что вы. Держим в тайне. Если кто прознает, что у священника дочь ведьма, беды не миновать.
– И как? Зинины пророчества часто сбываются?
– Часто. Вот Федя в гимназию поступил.
– Может, ещё какие сбылись?
– В прошлом году мальчика в окне увидала, по Моховой с родителями шел. Сказала, что завтра он умрет. И точно. Я его и отпевал, мальчика того…
Дверь в квартиру отворилась.
– А вот и я. Настоятель крестины разрешил, – сообщила Анастасия Григорьевна. – Так что завтра в шесть, как и просили.
– Отлично. После крестин Иван Дмитриевич, отец ребенка, приглашает всех к себе домой. И вас тоже.
– И меня? – спросила Зиночка.
– Конечно, – улыбнулась ей княгиня и взглянула на часики. – Ой, кажется, мне за Володей пора. Анастасия Григорьевна, может, пойдем вместе?
Липова замялась:
– Благодарствую. Но Феденька мне запретил. Сказал, что уже взрослый, сам дорогу найдет.
– Ну как знаете.
* * *
На арифметике «обстрелы на камчатке» были пресечены учителем Сергеем Ивановичем, который, устав делать замечания троице второгодников, своей волей пересадил Володю с Федей на первую парту.
На чистописании Липова хвалили, а Тарусова пожурили за кляксу. Последним уроком было рисование, после которого мальчишки остались в классе одни.
– Давай я тебе буквы латинские покажу, – предложил Володя.
– Так ведь нам нельзя заниматься. Слышал, что старший Келлерман сказал? Если будем учить уроки, останемся здесь до самого вечера.
– Предлагаешь два часа в окно смотреть?
– Кто вообще эти иностранные языки выдумал? Неужели нельзя всем говорить на одном?
– Тогда учителя останутся без куска хлеба.
– Ну и пусть. Зато никто не будет мучиться.
Володя взял мелок, подошел к доске и нарисовал букву «А»:
– Это А. Точно такая же, как в русском.
Он быстро её стер и нарисовал вторую букву латинского алфавита…
На протяжении двух часов Келлерман несколько раз заходил их проверить, но, заслышав шаги, Володя тотчас стирал буквы с доски. Стоять же у доски не возбранялось.
– Ты бы сел, что ли, – предложил Володе Данила Андреевич на одной из проверок. – В ногах-то правды нет…
– Думаю, её нет и в заднице, – ответил Тарусов.
– Ты дерзкий, очень дерзкий. Такой же дерзкий, как твой брат. Я его лупить. – В минуты волнения бывший прусско-подданный Келлерман начинал путать времена и окончания глаголов.
– А лупить нас нельзя. Царь запретил, – напомнил Володя.
Больше воспитатель мальчиков не тревожил, и Тарусов, набравшись смелости, открыл учебник латыни и объяснил Федору, как переводить с помощью словаря.
Ровно в три их отпустили.
Мальчишки, спустившись с крыльца, прошли через сад к калитке.
– Давай подвезем тебя до дома, – предложил Липову Тарусов.
– Тебя что, мама встречает?
– Не знаю. Может, и папа, если суд у него закончился.
– Он судья?
– Ты что, ничего про моего папу не слыхал? Князь Тарусов, знаменитый адвокат.
Эта фраза, услышанная краем уха, заставила остановиться и пойти следом за гимназистами крючочника Кешку, который направлялся к дворнику Василию Павловичу за костями. Володя с Федей внимания на оборванца не обратили, продолжая весело болтать.
– А я мамаше запретил меня встречать и провожать. Я ведь теперь взрослый, – признался Федя.
Володе стало стыдно.
– Я тоже запрещу. Прямо сейчас.
Александра Ильинична вылезла из коляски:
– За что вас задержали на два часа? Что вы натворили? Я хотела пойти к директору, но он уехал в министерство.
– Да ерунда на постном масле, – заверил её Володя. – Я слишком громко разговаривал, а Федя не ответил латынь.
– Садитесь, поехали…
– Нет, мама, мы пойдем пешком. И больше провожать