правильно сделал. Мы-то хотели в церкви градоначальства, но вечерами там не служат…

Тарусова тут же перебила начальника сыскной:

– Иван Дмитриевич, а давайте в церкви Симеона и Анны крестины устроим? У нас там священник знакомый. Я сама с ним договорюсь.

Иван Дмитриевич сильно удивился неожиданному желанию княгини устроить его дела, но так как ему хотелось побыстрее вернуться в сыскную, отнекиваться не стал.

– Буду вам очень признателен. А после крестин все вместе поедем к нам на Большую Морскую. Кухарке уже заказан молочный поросенок, чухонская форель ну и все такое…

– Мы будем с сыновьями, – напомнила княгиня.

– Разумеется.

– Мяу! – напомнил о себе любимец Тарусовых рыжий Обормот.

– Нет, нет, ты останешься дома, – потрепала кота за ухом княгиня. – Не то вы с Котолизатором разнесете Ивану Дмитриевичу всю квартиру.

Котолизатором звали кота Крутилиных[5].

– Ну-с, тогда до завтра.

– И священника с семьей тоже надо будет к вам пригласить, – заявила напоследок княгиня.

Иван Дмитриевич удивился ещё более, но возражать не стал:

– Конечно, конечно.

Когда он раскланялся, Дмитрий Данилович спросил жену:

– Сашенька, ты что задумала?

– Ничего. Просто хочу поближе познакомиться с родителями моего стипендиата. Крестины – отличный повод, не находишь?

– А нельзя было определить Володю в гимназию без подобных ненужных трат на обучение чужого ребенка?

– Конечно, можно. Вот если бы его отец пошел вчера с нами и суровым тоном приструнил капризного сына…

– Ты же знаешь, у меня была встреча с клиентом…

– Ну, всё как обычно, мол, выкручивайся, моя дорогая, сама. Вот я и выкрутилась, как смогла.

* * *

На Загородном Кешка снова отстоял два часа в очереди и опять ушел ни с чем.

– Соловьева Фроська, то бишь Ефросинья, – долго водил толстым пальцем смотритель. – Была такая, да вся вышла. Выбыла обратно в съезжий дом Адмиралтейской части на Большую Морскую.

– Да как же? Я только что оттуда.

– Два часа назад по приказу Крутилина.

– Значит, пока я шел…

– Ходи, значит, быстрее. А лучше езди на конке, – посоветовал смотритель.

Кешка вышел на Загородный проспект, вдохнул свежего вольного воздуха – в тюрьме, даже если сам не арестант, а просто пришел на свидание, дышать тяжело от окружающей несвободы. Потом спросил у прохожего время, оказалось час дня, и решил больше свидания с мамкой сегодня не искать. Иначе и в гимназию за костями опоздает, и по дворам не успеет пройтись. А дворы Литейной части не чета Лиговке. Народ здесь зажиточный живет. Хорошие сюртуки с платьями за копейки отдают. И кухарки с горничными добрые, то чай предложат, то по вихрам погладят. Уже за вчерашний день Кешка удвоил свой скромный капиталец. Если так дело и дальше пойдет…

Эх, ещё бы мамку выручить…

* * *

В пять минут сговорившись с полковником Лезиным, командовавшим полицейским резервом, Яблочков помчался на Большую Морскую. Не заходя в сыскную, прошел двором в Адмиралтейскую часть, поднялся на второй этаж и направился в кабинет смотрителя съезжего дома.

– Фроську Соловьеву с Московской части доставили?

– Уже в камере. Водку требует.

– Приведи-ка её мне в камеру для свиданий.

Приказание чиновника сыскной было довольно необычным. Обычно арестантов они требовали к себе в кабинет. Смотритель удивленно поднял вверх глаза:

– Может…

– Всего на пару слов. Чего водить её взад-вперед? Ещё сбежит, не дай Бог. Тебе же отвечать.

– Ну… это… как прикажете, – не стал спорить смотритель.

Фроська сразу потребовала водки.

– Сперва послушай меня, – оборвал её стоны Яблочков. – Тебя скоро вызовет начальник сыскной.

– Я считала, что ты начальник. Водочки бы…

– Он твоим признаниям не верит.

– Значит, не дурак…

– Считает, что Чванова убил Кешка.

– …а болван.

– Хочешь сына спасти?

– Хочу. И выпить тоже.

– На вот. – Яблочков достал из кармана сюртука сороковку.

Сорвав с горлышка сургуч, Фроська жадно приложилась.

– Стой на своём, что в одиночку убила…

– Само собой.

Когда Фроська прикончила сороковку, Яблочков крикнул смотрителя.

– Вставай, пойдём…

От водки крючочница мигом окосела и ушла из камеры, пошатываясь.

Яблочков отправился в сыскную. Крутилин уже прибыл.

– Резерв будет? – спросил он у чиновника.

– В восемь, как приказано.

– Прикажи фотографу размножить этот портрет. – Крутилин отдал снимок Чванова из пересыльной тюрьмы. – И затребуй в Окружном суде его дело.

– Но вы же только что оттуда, – вырвалось у Яблочкова.

– Ты что, забыл, кто из нас начальник? Исполнять, живо. Чтобы через час дело было у меня на столе, а копии фотографии у каждого городового.

– Слушаюсь!

* * *

Как и перед всякой петербургской церковью, у входа в храм Симеона и Анны стояли нищие. Подав им по копейке, Александра Ильинична спросила:

– А где мне матушку найти?

– Которую из них? У нас их три, – сообщила старуха-нищенка.

– Анастасию.

– А, Липову! Они-с на третьем этаже живут. – Старуха указала на трехэтажный дом на углу Моховой и Симеоновской. – Вход к ним с черной лестницы.

Жилые дома в Петербурге возводили не только богачи-застройщики, сдававшие квартиры в аренду, но и различные организации: страховые общества, купеческие и мещанские гильдии и даже церкви. Часть помещений в подобных домах отводилась сотрудникам, часть – сдавалась в аренду.

Дом, в котором жило семейство Липова, принадлежал церкви, в которой он служил. Поднявшись по черной лестнице, княгиня Тарусова постучала в дверь квартиры, к которой кнопкой была приколота бумажка с их фамилией.

– Открыто, – раздался голос Анастасии Григорьевны.

Княгиня зашла в очень скромную квартирку, состоявшую из кухни, большую часть которой занимала дровяная плита, и маленькой комнатки, где располагались две кровати – одна для взрослых, другая, поменьше, для деток, и круглый стол, над которым качалась на медных цепях масляная лампа.

Анастасия Григорьевна и белокурая с пронзительно-бирюзовыми глазами девочка занимались шитьём. Липова, увидев княгиню, побледнела. Вскочив с места, она бросилась к гостье:

– Ваше сиятельство, не взыщите, долг еще не успела собрать. Я завтра-послезавтра сама принесу, только адрес скажите…

– Во-первых, здравствуйте. Во-вторых, я не за деньгами…

– Здравствуйте, ваше… – все так же испуганно произнесла Липова и вдруг сообразила, что муж её спит, пусть и в облачении, на кровати. Она бросилась к нему и стала трясти. – Игнат, просыпайся. Благодетельница наша пришла. Зиночка, что ты сидишь? Кланяйся барыне.

Девочка, внимательно посмотрев княгине в глаза, кивнула и вдруг произнесла:

– Барыня скоро станет бабушкой.

– Не слушайте её, ваше сиятельство, – схватилась за сердце Липова. – Вечно ерунду бормочет.

– Вовсе не ерунду. Я действительно сегодня получила письмо от дочери, она пишет, что беременна, – призналась удивленная Тарусова. – Но ты откуда про это знаешь?

– Зиночка у нас такая, всё насквозь видит, – подымаясь с кровати, подал голос хозяин дома. – Вы уж меня