class="p1">– Теперь «бэшки» будут нас бить, – расстроился черноволосый.

– А это мы ещё посмотрим, – вступил в разговор третий, с длинным орлиным носом и оспинами на щеках.

И хотя габариты у него были поскромнее, чем у приятелей, по уверенному тону Володя сразу понял, что в троице верховодит именно он.

– Звать-то тебя как? – спросил третий.

– Володя. Володя Тарусов.

– О, так это ты, князь Тарусов? Очень, очень приятно. А я барон Жорж Штемпель. – Юноша протянул руку, которую Володя пожал. – Давай дружить. Я в первом «А» уже четвертый год. А Базиль, – Штемпель указал на чернявого, – всего лишь третий.

– Базиль Багрянский, – представился тот.

– Сын генерал-лейтенанта, – шепнул Володе Жорж.

– Николай Копейщиков-Липкин, – подал руку рыжий.

– У Свинки отец камергер, – опять на ухо сказал Жорж.

– Свинка ещё салага, – пояснил черноволосый Базиль. – Всего лишь второгодник.

– Потому что три года назад я летом свинкой заболел и в гимназию не пошел, – объяснил Володе Копейщиков-Липкин.

– Вот потому его Свинкой и кличут, – заржал Жорж. – Ой, а это ещё кто?

Володя повернулся и увидел Липова. Гимназическая форма на нем была старой, во многих местах заштопанной, ранец тоже видал виды…

– Знакомьтесь, это мой друг Федя Липов, – закричал Володя.

– Кто? Он? Эй, Свинка, позови-ка Дрозда. Кажется, это его форма…

– А чего звать? Вон, видишь, пятно на рукаве? Это я ему чернильницу вылил. А Дрозд полез, и ты ему три пуговицы с мясом вырвал.

– Четыре.

– Нет, три.

– Сам ты три.

Свинка с Базилем схватили друг друга за лацканы. Жорж цыкнул на них:

– Прекратите! Скоро Келлерман придет. А ты, Тарусов, хорошенько подумай, с кем тебе дружить, с этим Липовым или с нами.

– Я со всеми хочу, – миролюбиво произнес Володя.

Троица заржала. Отсмеявшись, Штемпель спросил Федора:

– И чей же ты сын? Прачки или кухарки?

– Священника, – гордо сказал он.

– Поп? Значит Попкиным будем звать, – решил Штемпель.

Троица снова расхохоталась.

– Кому здесь смешно? – раздался вдруг голос Келлермана.

– Это Попкин всех смешит, – заявил Жорж.

– Что ещё за Попкин?

– То бишь Липов! У него отец поп, толоконный лоб. Потому Попкиным и звать.

Теперь уже засмеялась вся гимназия.

– А ну тихо! – гаркнул воспитатель. – Всем стать парами и идти за мной на четвертый этаж. Впереди первый «А», замыкает восьмой «Б».

Свинка с Базилем нехотя встали в пару, а Жорж пальцем поманил к себе Володю. Тарусов в ответ на зов протянул ладонь Липову. Штемпель криво усмехнулся:

– Кое-кто из грязи в князи, а Трусов из князей в грязь.

Володя подскочил к нему:

– Я не Трусов!

– Кто тут орёт? – взвизгнул Келлерман.

– Новенький, Трусов фамилия, – показал на Володю пальцем Свинка.

– Два часа после уроков.

* * *

Трупы нашел один из строителей. Его допрашивал сам Крутилин.

– Пошел я, значится, в отхожее, только портки спустил, глядь, а нога из-под мусора торчит. Решил, что пьяный. Давай тормошить, а у него дырка в башке. А рядом второй, тоже с дыркой. Но в сердце. Я как закричу…

– Алексей Иванович, – окликнул Крутилин господина лет тридцати, в сюртуке и котелке, сидевшего у трупов, – время смерти не подскажете?

– Судя по температуре тела, и двух часов не прошло, – предположил доктор Прыжов.

– Их одновременно застрелили?

– Думаю, да.

– Что ещё скажете?

– Оба вчера выпивали. Сильно. Хоть и мертвы, перегаром от них так разит, что самому хочется похмелиться.

– Вот и я запашок учуял, – подтвердил рабочий, – потому и стал тормошить. А он, оказывается, не просто пьян, а пьян мертвецки.

– Посторонних здесь сегодня не встречал? – уточнил Крутилин.

– Так они тут гурьбой так и ходят, на Кирочную путь срезают. Давно должны были ворота привезти, да всё где-то задерживаются. Были бы ворота во двор, такого бы не случилось…

– Ладно, хватит трындеть… Раз не видел никого, ступай.

Словоохотливый рабочий обиженно развернулся и пошел к строительным лесам, возле которых его товарищей по артели опрашивали Яблочков и сыскные агенты.

Крутилин подошел к трупам:

– Эх, Петька, Петька! Кто ж тебя?

– Вы кого-то из них знаете? – удивился доктор Прыжов, выпрямившись в полный рост.

– Этого. Считай, лучший мой агент.

– А второй?

– Фартовый. Из мелких. Поручил я Петьке вчера за ним пофилёрить. Кому ж они дорогу перешли? Случайность ли это или как-то связано с убийством Чванова?

– Увы, здесь вам помочь ничем не могу, Иван Дмитриевич, – развел руками доктор.

– Понимаю.

– После вскрытия смогу уточнить время смерти…

– Да, да, постарайтесь. Хотя что это даст? Нам бы свидетеля. Эй, Яблочков, что там у вас?

Арсений Иванович торопливо, чуть ли не бегом, подскочил к начальству и тоже развел руками:

– Увы, ничего. Строители на проходящих через двор внимания не обращают. Из-за постоянного грохота, а здесь то пилят, то прибивают, выстрелов никто не слыхал.

– А городовые? Их допросили?

– В первую очередь. Но ни Петьку, ни второго покойника никто не приметил. Сами понимаете, на Знаменской за час сотни людей проходят…

– Вечно у них эти отговорки. А сами спят на посту, – в сердцах сказал Крутилин, на самом деле отлично знавший, что на людной улице и мать родную не сразу-то заметишь.

– Как бы самоличность второго установить, – задумался Яблочков.

– А ты, смотрю, ворон уже не ловишь. Осип Губский, по кличке Хвастун. Два срока за кражи, один за грабеж. Нашу фотокартотеку-то часто просматриваешь?

– Два раза в неделю…

– И что Оську Хвастуна не запомнил?

Иван Дмитриевич, конечно же, лукавил. В картотеке пара тысяч карточек. Всех никто не упомнит. Если бы со вчерашнего вечера он Хвастуном не занимался, и сам бы его труп не опознал. Но случай уличить подчиненного в нерадении упустить не смог.

– А где он обитает? То есть обитал?

– В Вяземской лавре. Так что езжай-ка в школу резерва.

В школе резерва готовили к службе будущих городовых. Во время обучения их привлекали к охране порядка в многолюдных местах и для проведения массовых облав.

– Пусть их курсанты в девять вечера окружат лавру по периметру, а мы её как следует встряхнем. Так что и агентов наших по домам вечером не отпускай. Скажи им, что на облаву пойдем. Но, куда именно, не говори. А я покамест в Окружной суд проедусь…

* * *

В домовой церкви на четвертом этаже гимназисты прослушали молебен, после которого их развели по классам. В кабинете первого «А» учеников ждал преподаватель латыни, тот самый рыжий господин в пенсне, что вчера заваливал на испытаниях Липова. Сперва он рассадил класс по партам:

– Тарусов, Суходольский, фон Клейн, Шерстобитов, Островский, Мирович – первый ряд…

Дети послушно занимали свои места. И вот наконец остались последние, Липов и троица