Через пару минут обычного в таких случаях нервногозамешательства один из зрителей встал с места и поднялся на сцену по боковымступеням. Тогда из-за кулис появилась ассистентка, держа в руках поднос скакими-то предметами, назначение которых вскоре стало понятным: это былисредства для маркировки и последующей проверки. Среди них оказалось несколькопузырьков с разноцветными чернилами, плошка с мешочком муки, а также мел икуски угля. Энджер предложил волонтеру любое из этих средств на выбор и, когдатот указал на плошку, повернулся спиной к залу, распорядившись пометить мукойсвой фрак. Зритель так и сделал; в огнях сцены живописно взвилось белоеоблачко.

Энджер снова повернулся лицом к публике и попросил своегодобровольного помощника выбрать какие-нибудь чернила. Тот предпочел красные.Энджер вытянул припорошенные мукой руки, и на них были незамедлительнопоставлены чернильные кляксы.

Сочтя такие метки достаточными, Энджер отпустил волонтера.Огни рампы стали тускнеть; их сменил мощный луч прожектора.

Вдруг раздался адский треск, будто пространство раскололосьвдребезги, и, к моему изумлению, из сверкающего шара вырвалась бело-голубаядуга электрического разряда. Она с бешеной скоростью заплясала по арене,обнесенной железными пластинами, и тогда в этот круг ступил Энджер.Электрическая молния потрескивала и полыхала, словно ожившая злая сила.

Внезапно дуга разделилась на две, потом на три, а вокругзазмеились новые разряды, обшаривая замкнутую арену. Один из них нащупалЭнджера и обвился вокруг его туловища, да так, что голубоватое сияние не толькоокутало человеческую фигуру, но и пронзило ее насквозь. Энджер, казалось,только этого и ждал: он поднял здоровую руку и закружился на месте, подчиняясьволе огненной змеи, которая с шипением сжимала вокруг него свои кольца.

Кругом в бешеной пляске дергались новые и новыеэлектрические дуги, но он не сдавался; они пикировали на него, как растревоженныепчелы; одна отскакивала, будто кнут после удара, а на ее месте появлялось сразунесколько других, которые обжигали и секли его кручеными огненными хлыстами.

Очень скоро от этих разрядов по зрительному залу поплылкакой-то потусторонний запах. Я втягивал его вместе со всеми и содрогался отмысли о его происхождении. В воздухе веяло первозданной стихией, словно насвободу вырвалась безудержная мощь доселе запретной энергии.

В живом клубке огненных спиралей Энджер двинулся в самыйцентр этого ада, к металлической треноге, находившейся прямо под источникомразрядов. Казалось, там он нашел укрытие. То ли от бессилия, то ли дляразнообразия слепящие змеи оставили его в покое и свирепо набросились наметаллическую ограду. Силы уравнялись: над каждой пластиной биласьодна-единственная дуга, которая злобно шипела и неистово плевалась искрами, ноцепко держалась за свое место.

Эти восемь сверкающих лент образовали подобие шатра над темместом, где стояла одинокая фигура. Огни рампы давно погасли, а теперь отключилсяи прожектор. Энджера освещали только электрические разряды. Он застыл внеподвижности, подняв руку и едва не касаясь головой металлического цилиндра,из которого вырывалось электричество. С его губ слетали какие-то тирады,обращенные к залу, но из-за шума и треска я не мог разобрать ни слова.

Опустив руки, он две-три секунды простоял в молчании, будтосмирившись с тем, что явил публике жуткое зрелище.

А потом исчез.

Только что на сцене был человек – и вдруг пропал без следа.Агрегат издал душераздирающий, пронзительный скрип и, как мне показалось,заходил ходуном, но в отсутствие Энджера всполохи энергии быстро утихли.Напоследок стайка огненных спиралей с шипением и треском взметнулась кверху,словно прощальный фейерверк. Сцена погрузилась в темноту.

Я сам не заметил, как вскочил с места. Другие зрители,охваченные ужасом, тоже не усидели в креслах. У всех на виду бесследнорастворился человек.

За моей спиной в проходе возникла какая-то сумятица, и явместе со всеми обернулся посмотреть, что там происходит. Головы и спинызаслоняли от меня происходящее, я почти ничего не видел, но во мраке уловилкакое-то движение! К счастью, в зале зажглись люстры, да к тому же осветительнаправил вниз мощный прожектор.

Там стоял Энджер!

К нему бросились служители, а за ними и кое-кто из зрителей,но он их оттолкнул и удержался на ногах без посторонней помощи.

Едва передвигая ноги и пошатываясь, он двинулся поцентральному проходу к сцене.

Оправившись от первого потрясения, я наскоро сделал в умекое-какие подсчеты. Между исчезновением Энджера со сцены и появлением в другомместе прошло секунды полторы-две. Я попытался на глаз определить расстояние,которое он преодолел. От моего кресла до просцениума было не менее шестидесятифутов, а ведь Энджер возник в самом конце прохода, у двери, ведущей в фойе. Доэтой точки оставалось еще футов сорок.

Реально ли под покровом темноты преодолеть сто футов за однусекунду?

Вопрос сугубо риторический. Конечно же, нереально, еслитолько на помощь не придут методы сценической магии.

Спрашивается: какие?

Спускаясь по ступеням амфитеатра к сцене, Энджер на мигпоравнялся со мной и споткнулся. Я понимал, что он меня не заметил – совершенноочевидно, ему было не до зрителей. По его виду нетрудно было догадаться: каждоедвижение причиняло ему боль. На лице отражалось мучение, каждый шаг давался струдом. Энджер волочил ноги, как пьяный или больной, а может, как старик,бесконечно уставший от жизни. От меня не укрылось, что левая рука, которую онщадил, бессильно повисла вдоль туловища, мучная метка на ней потемнела, акрасная чернильная клякса расплылась в бурое пятно. Фрак хранил все те жепричудливые следы мучной пыли, которые оставил приглашенный из публикидоброволец считанные секунды назад, в сотне футов отсюда.

Под гром наших аплодисментов, крики «браво» и одобрительныйсвист Энджер устало поднялся на сцену, сопровождаемый лучом второго прожектора,и только здесь, насколько можно было судить по его виду, немного пришел в себя.При полном свете рампы он раскланялся, послал в зал несколько воздушныхпоцелуев и расцвел в торжествующей улыбке. Как и все остальные, я испыталнеподдельное восхищение.

За спиной Энджера как-то незаметно опустился занавес,спрятав его аппаратуру.

Я не мог понять, как это делается! А ведь я виделпредставление собственными глазами, с пристрастием наблюдал за исполнениемномера, наметанным взглядом искал отвлекающие приемы. На выходе из мюзик-холла«Эмпайр» меня охватила жгучая зло; ба. Я негодовал, что кто-то скопировал мойкоронный номер; я был в ярости, что меня обошли. Но убило меня другое – я немог взять в толк, как это делается.

Передо мною был один и тот же человек. Он находился вопределенном месте. И тут же возник в другом. У него не было ни дублера, ниподсадного ассистента; но так же верно и то, что невозможно с такой скоростьюпереместиться из одного места в другое.