Олив под мою диктовку написала своим почерком то, что нужно.Она явно нервничала, но все же намеревалась по мере сил выполнить эту миссию.Чтобы направить Энджера по ложному пути, сообщение должно было звучатьправдоподобно и содержать нечто такое, до чего он бы сам не додумался.

В 14.25 Олив уехала из Хорнси, взяв с собой эту записку, авернулась только в 23.00.

– Дело сделано! – воскликнула она с порога. –Он клюнул на эту удочку. Все идет к тому, что я его больше не увижу и, конечно,никому – включая его самого – не скажу о нем доброго слова.

Я никогда не спрашивал, что произошло за восемь с половинойчасов ее отсутствия и почему ей понадобилось столько времени, чтобы всего лишьотвезти записку. Как рассказала сама Олив – возможно, это и правда, хотя быпотому, что без затей, – она, проехав через весь Лондон на омнибусе, незастала Энджера дома, зато узнала, что он выступает на другом концегорода, – где уж тут было управиться быстрее. Но в тот вечер, вплоть до еевозвращения, меня час за часом одолевали убийственные мысли о том, что бываютдвойные агенты, которые при встрече с бывшим хозяином позволяют еще раз себяперевербовать, а потом либо исчезают, либо возвращаются с новым подрывнымзаданием.

Впрочем, та история произошла в конце 1898 года, а этистроки пишутся в знаменательное время: сейчас январь 1901. (Не могу отрешитьсяот событий внешнего мира. Накануне того дня, когда я взялся за перо, наконец-тоупокоилась душа ее величества королевы Виктории, и теперь страна выходит изтраура.) Тогда, более двух лет тому назад, Олив сдержала слово и вернулась комне; она остается со мною до сих пор, послушная моим желаниям. Моя карьераскладывается вполне удачно, я занимаю прочное положение на эстраде и ненуждаюсь в средствах, благополучно существуя на два дома. Руперт Энджер послеполучения ложных сведений, которые сообщила ему Олив, не совершил против меняни единого выпада. Все вокруг спокойно; после бурно прожитых лет моя жизньвошла в мирное русло.

Без всякой охоты пишу эти строки в 1903 году. Я не собиралсябольше открывать дневник, но жизнь спутала все мои планы.

Руперт Энджер внезапно скончался в возрасте сорока шестилет. Он был на год младше меня. По сообщению «Тайме», смерть наступила врезультате осложнений после увечья, полученного в ходе выступления на сценекакого-то театра в Суффолке. Я зачитал до дыр сначала эту заметку, а потом ещеодну, более скупую, напечатанную в «Морнинг Пост», пытаясь напоследок откопатьхоть что-то доселе неизвестное, однако не нашел для себя ничего нового.

Я давно догадывался о его болезни. Когда я в последний развидел его собственной персоной, он был совсем плох; похоже, его подтачивалкакой-то хронический недуг.

Могу подытожить то, что говорилось в двух опубликованныхнекрологах – они сейчас лежат передо мной. Энджер родился в 1857 году вграфстве Дербишир, но в юности перебрался в Лондон, где обосновался на долгиегоды и достиг значительных творческих успехов. Объездил с гастролями всюВеликобританию, а также Европу, трижды побывал в Новом Свете, причем впоследний раз – в начале нынешнего года. Ему принадлежит идея созданиянескольких иллюзионных номеров (среди них «Утренний свет», в ходе которого изякобы запаянного сосуда на глазах у публики появлялась девушка-ассистентка –этот номер переняли многие иллюзионисты). Последним его достижением сталаиллюзия под названием «Яркий миг», которую он исполнял в тот роковой день.Репутация блестящего фокусника обеспечила ему большой успех среди устроителейдомашних вечеров и небольших собраний. У него остались жена, сын и две дочери;с ними он жил в Лондоне до конца своих дней. Он регулярно выступал передпубликой, пока не стал жертвой несчастного случая.

О смерти Энджера я пишу без всякого злорадства. Она сталатрагической развязкой целой череды событий, растянувшихся более чем на двагода. Заносить их в дневник я не счел нужным, ибо, как ни прискорбно, онигрозили возобновлением нашей вражды.

Как уже говорилось, моя жизнь, личная и артистическая, вошлав спокойное и приятное русло; о большем я и не мечтал. У меня сложилосьискреннее убеждение, что в случае очередной нападки или каверзы Энджера я смогупросто отмахнуться от него, как от мухи. Более того, направив его – с помощьюзаписки, которую отвезла Олив – по ложному следу, я с полным основанием считал,что сделал завершающий ход. Я рассчитывал сбить его с толку, заставив искатьотгадку несуществующей тайны. Поскольку он исчез с моего горизонта на целых двагода, естественно было предположить, что план удался.

Однако не успел я завершить первую часть этогоповествования, как на глаза мне попался журнальный обзор представления, котороешло на подмостках театра «Эмпайр» в Финсбери-Парк. Там упоминалось имя РупертаЭнджера, причем, судя по всему, его номер вовсе не считался гвоздем программы.В журнале вскользь говорилось: «…отрадно, что его талант не померк». Одно этонаводило на мысль, что в карьере Энджера наступил затяжной кризис.

Но через пару месяцев положение резко изменилось. В одном изпрофессиональных изданий, посвященных иллюзионному жанру, было помещеноинтервью с Энджером, а рядом – его фотография. Какая-то ежедневная газета вредакционной колонке упомянула «возрождение искусства престидижитации»,отметив, что выступления фокусников снова обеспечивают полные сборы вмюзик-холлах. Среди немногих, кого назвали поименно, был и Руперт Энджер.

А еще через небольшой промежуток времени, которыйпотребовался для подготовки материала, один из специализированных журналов,распространяемый только по подписке, подробно рассказал о творчестве Энджера.Его нынешнюю программу назвали триумфальным достижением в области сценическоймагии. Критик особо выделил новую иллюзию под названием «Яркий миг». В рецензииговорилось, что уровень артистической техники здесь поднят на недосягаемуювысоту и в обозримом будущем никто не сможет повторить этот номер, еслигосподин Энджер сам не раскроет своих секретов. Далее было сказано, что «Яркиймиг» выгодно отличается от «прежних опытов» в области иллюзии перемещения – приэтом в уничижительном ключе упоминалось не только «Новое чудо транспортации»,но и мое собственное имя.

Я старался, честно старался не придавать значения подобнымуколам, но эта рецензия оказалась далеко не последней. Бесспорно, Руперт Энджервознесся к вершинам профессии.

Естественно, я не мог с этим мириться. В последние месяцы ямного ездил по стране, не чураясь малоизвестных клубов и провинциальныхплощадок. Теперь у меня созрело решение вновь заявить о себе в столице,продемонстрировать свое мастерство на какой-нибудь известной лондонской сцене вразгар театрального сезона. В то время сценическая магия вызывала огромный интерес,поэтому мой импресарио с легкостью устроил мне ангажемент, суливший шумныйуспех. Местом недельных выступлений был выбран «Лирик-театр» на Стрэнде; моеимя, выделенное среди прочих аршинными буквами, красовалось на афишахэстрадного ревю, намеченного на сентябрь 1902 года.