— Здравствуйте, Геннадий Алексеевич! А Валентин Аркадьевич уже здесь?

— Здесь, здесь. В оргкомитет с Мишей Будником пошел, — ответил я. — Ну как, с чем вы на этот раз приехали?

— О! Сразу чувствуется ампировская выучка. С места — в карьер. В основном то же, что у вас. Статистика ошибок на наших трассах, суточный и сезонный ход численностей и прочая банальность. И еще ошибки для пассивного метода проверили. Как тогда в Апатитах заказчики просили. Помните? А Вы?

«Стоп! — подумал я. — У нас нет статистики для пассивного метода!»

— Вы очень верно сказали. Мы сделали все то же, только для наших трасс, — ответил я, пожимая плечами.

— А оригинального ничего не привезли? — поинтересовался Петров.

— Лично я — нет. А что касается Будника, об этом у меня нет информации, — уклончиво ответил я. — А кто еще из ваших приехал?

— Все те же в основном. Из новичков один только Фархадов Шарип. Молодоенький аспирант, Вы его не знаете. Остальные — давние ваши знакомые: Володя Климовецкий, Розия Алимова, Берзон, Саболдашев. Последние трое — материалы своих диссертаций привезли на апробацию. А Вы свои тоже привезли, небось?

— Пока что нет. Материала маловато, — сказал я с болью в сердце.

— Да будет Вам, Гена, прибедняться. Вы еще на предыдущей конференции в Апатитах достаточно материала представили. Что, шеф все пытается еще что-то из Вас выжать? — поинтересовался он, почему-то внезапно сменив полушутливый тон на серьезный.

— Откуда я знаю, что там у него на уме? — задал я риторический вопрос.

В это время вошли Ампиров с Будником, и шеф, подняв руку в приветствии и изобразив на лице подобие улыбки, сказал:

— Ба! Знакомые все лица! С прибытием, Сидор Никонович. Вы давно бишь тут уже обретаетесь?

— Да третий день, почитай, Валентин Аркадьевич. Рад приветствовать Вас, коллега.

После обмена рукопожатиями Ампиров спросил:

— Вы тут уже все с Геной выяснили?

— Я-то все, а что касается Геннадия Алексеевича — не знаю. Его спрашивайте, — ответил он не без намека на всем известные ампировские разведывательные мероприятия.

— Да я так, зашел вот поздороваться с уважаемым Сидором Никоновичем, — постарался я как-то выручить шефа. — А как Вы узнали, что я здесь?

— Я Вас уже, Гена, не первый год знаю. Вас же медом не корми — только дай поболтать, чтоб от работы подальше. Вот я Вас и подловил, — зло подыграл мне Ампиров. — Ну, если у Вас все, пойдем на пленарное. Вы идете, Сидор Никоныч?

— Я чуть позже. Мне тут еще позвонить надо, — отказался Петров и, раскрыв записную книжку, принялся набирать телефонный номер.

Мы вышли в коридор, и Ампиров тут же спросил:

— Ну как, Гена, есть новости с фронта?

— Только одна, — ответил я, будучи уверен в том, что шеф сейчас, как всегда, начнет меня хаять за то, что так мало узнал.

— И какая? — насторожился шеф, словно ожидая удара «под дых».

— Да так, ничего существенного. Они обсчитали статистику пассивного метода.

— Ах, туды твою мать! — в сердцах выкрикнул шеф, ударив себя кулаком по ладони. — Ничего себе, сказала я себе! Как это ничего существенного? Как это ничего существенного?! Вы помните Апатиты? Там же военные просили нас вплотную заняться этим вопросом! А теперь, если мы не примем мер, они эту работу казанцам поручат, раз у них уже задел имеется! Изо рта вырывают, сволочи! Вы, Гена, как говорил наш уважаемый Лагода, ухватили здесь быка за рога! Но Вы же и упустили это дома! Это нужно было во что бы то ни стало обсчитать. А Вы, как всегда, считали ворон на заборе.

— Валентин Аркадьевич, зачем Вы мне приписываете свои упущения? Ведь я Вам говорил, что надо бы этим заняться, а Вы что? Вы сказали, что это для нас несущественно! Велели заниматься предельными точностями! Вспомните! — негодовал я.

— Как! Вы сами отложили это на «потом»! Вам лечиться надо! От склероза лечиться! Вы упустили время, похерили это дело, а потом пришлось срочно заниматься только первоочередным — тем, за что задницу бьют! — орал шеф, пытаясь подавить меня криком.

— Не кричите, я не глухой! — разъярялся я. — Вы с самого начала подавили эту мою инициативу! Так теперь хотя бы сознайтесь в собственном промахе!

Ампиров не собирался сдавать позиции. Я тоже. Но Будник дернул меня сзади за пиджак — остановись, мол.

— Вы прощелкали золотое времечко, похерили мое задание, так теперь хотя бы честно сознайтесь, что проехали мимо! Бездельничаете, а потом у Вас Валентин Аркадьевич виноват! Нехорошо так, Гена!

Он беленился еще некоторое время, но я, решив, что сейчас лучше всего послушаться совета Будника, молчал, как партизан на допросе в гестапо. Видимо, восприняв мое молчание как косвенное признание поражения, шеф, наконец, тоже умолк.

Когда мы вошли в зал, где намечалось пленарное заседание, Ампиров шепнул мне на ухо:

— Гена, Вы только посмотрите: умные люди уже заняли все лучшие места, то есть в задних и даже средних рядах. Не заполнены только первые ряды. Эти люди не знали, куда девать время, и прибежали сюда уже давно, чтобы убить его и не оказаться в нашем с Вами положении. Мы с Вами занимались делом, и в результате получили то, что есть. Тут всегда одна и та же дилемма: либо — либо. Что ж, у нас нет выбора. Пойдемте вперед.

Мы сели во втором ряду. Шеф осмотрелся по сторонам и, не увидев рядом Будника, спросил:

— А куда это Миша успел исчезнуть?

— Где-то сзади сидит. Его увидел Яша Берзон из Казани и позвал к себе, — пояснил я.

— Сейчас этот хитрый еврей начнет у него выпытывать, что тут у нас да как, — забеспокоился Ампиров. — А простофиля Будник может перед ним все карты начистоту выложить!

— Да ничего он не выложит, Валентин Аркадьевич. Зря волнуетесь, — попытался я успокоить шефа.

Ректор университета торжественно открыл конференцию. Все зааплодировали, мы с шефом тоже. Ректор предложил состав президиума. Все проголосовали «за», и названые люди незамедлительно заняли свои почетные места. В центре сидел крупный худощавый мужчина лет пятидесяти с немного вытянутым прямоугольным широкоротым лицом. Неумело завязанный галстук темно-серого цвета был заметно сдвинут на сторону. Углы воротника белоснежной накрахмаленной сорочки, висевшего хомутом на жилистой шее, слегка топорщились, а дорогой серый пиджак, надетый по столь торжественному случаю, как всесоюзная конференция, как-то неуклюже сидел на широченных плечах. Густые светлорусые волосы местами вздыбливались непослушными вихрами и легонько подрагивали при малейшем движении головы. Взглянув на него, Ампиров тронул меня локтем и тихо сказал с презрительной ухмылкой:

— Геннадий Алексеевич, посмотрите