— Новая мелодия? — расплывшись в улыбке, спросилодин.

— Да, совсем новая. — Я облизнул губы ипочувствовал вкус соли. — Все идет прекрасно.

У Черной смерти был далекий двойник.

В то самое время, когда в римском мире свирепствовал морЮстиниана, исчезла огромная империя в Южной Америке, так называемая Наска.[36] Храмы Наска внезапно оказались покинуты, города опустели.Историки до сих пор ломают головы над тем, почему такая большая и сложноорганизованная культура в тысячах миль от терзаемого мором Рима исчезла в тотже самый исторический момент.

Большинство людей и не слышали о Наска, настолько быстроисчезли и ее следы.

И только в 20-х годах двадцатого века люди обнаружили ихсамое выдающееся наследие. Самолеты, летающие над засушливой горной местностьюв Перу, заметили огромные, нацарапанные на земле рисунки. Покрывая площадьчетыреста квадратных миль, там были изображения многоногих созданий, огромныхпауков и странных человеческих фигур. Археологи не знают, что означают этирисунки. Изображения богов? Или демонов? Или они предназначены для того, чтобыо чем-то рассказать?

На самом деле они предостерегают.

Часто отмечают, что, вырезанные в засушливой горнойместности, где практически не бывает дождей и отсутствует эрозия, они былисозданы на века. Поразительно, но даже спустя полторы тысячи лет они все ещевидны.

Может быть, сейчас настало время разгадать их.

Магнитофонные записи Ночного Мэра: 282–287

ПЕРЛ

В этот мой первый день в «Джульярде» коридоры выгляделикак-то не так.

Я училась здесь уже четвертый год, и, естественно, все мнебыло знакомо. Однако, когда возвращаешься после летних каникул, всегдавозникает странное ощущение, как будто за время твоего отсутствия цвета слегкаизменились. Или, может, за последние три месяца я чуточку повзрослела, отчегошкала отсчета пусть незначительно, но сместилась.

Сегодня мне казалось странным, насколько пусты коридоры.Конечно, тому имелись свои объяснения. Все мои друзья из «Нервной системы»(или, точнее, бывшие друзья, из-за того, что случилось с Минервой) закончилишколу этой весной, и мне попадались лишь случайные знакомые или вообщенезнакомцы. Примерно такое же ощущение возникало тогда, когда я толькопоступила в школу, а кругом было полно старшекурсников.

Я взяла в офисе свое расписание и проглядела его, выясняя,какие курсы и ансамбли отсутствуют из-за недостаточного к ним интереса.Никакого курса барочных инструментов в этом году. Никакой группы джазовойимпровизации. Никакого камерного хора? Это было, типа, странно. Но все плановыекурсы в расписании присутствовали. В конце концов, по понятиям нашихпреподавателей, мы должны все четыре года изучать теорию и композицию, а утробыло полностью отдано обязательным дисциплинам: английский, тригонометрия инеизбежная современная биология.

Поэтому только ко времени ланча я начала замечать, какмногое на самом деле изменилось.

Кафетерий располагался в самом большом помещении школы. Ониспользовался так же, как концертный зал, потому что даже самые необычныечастные школы типа «Джульярда» не могут занимать безграничное пространство вцентре Манхэттена. Класс, где проходил третий и последний перед ланчем урокбиологии, находился дверь в дверь с кафетерием, что открывало возможностьоказаться среди первых в очереди. Войдя туда спустя десять секунд после звонкана ланч, я с удовольствием увидела массу незанятых столов. Знакомый мучнистыйзапах макарон с сыром, а la «Джульярд», одного из вполне сносных здешнихкушаний, заставил меня улыбнуться.

Даже если «Системы» больше нет, приятно было вернутьсяобратно.

Набрав полный поднос, я огляделась в поисках кого-нибудь, ккому можно подсесть, в особенности к кому-то с полезными музыкальными навыками.Может, мы с Мосом когда-нибудь захотим пополнить группу музыкантами новогопрофиля.

И почти сразу же я заметила сидящую в одиночестве за угловымстолом Эллен Бромович. Она была моих лет и фотличная виолончелистка, первоеместо в оркестре. В ранние годы учебы мы временно были лучшими подругами — покане познакомились с кем-то еще.

Я села напротив нее. Виолончель — это круто, даже если просаму Эллен этого не скажешь. Да и никого более подходящего тут не было.

Она подняла взгляд от своих макарон с легким недоумением.

— Перл?

— Привет, Эллен.

Она вскинула брови.

— Не ожидала увидеть тебя здесь.

— Ну… — Я не была уверена, что точно она имеет ввиду. — Мы какое-то время не виделись, и я просто подумала, почему бы несказать тебе «привет!».

Она не отвечала, продолжая разглядывать меня.

— Как поживаешь? — спросила я.

— Интересный вопрос. — На ее лице возникла криваяулыбка. — Ну, теперь у тебя нет друзей, с кем сидеть за столом?

Я сглотнула, почувствовав себя более-менее не в своейтарелке.

— Нет. Остальные из «Нервной системы» быливыпускниками. И твои друзья тоже закончили школу?

— Закончили школу? — Она покачала головой. —Нет. Но никто пока не вернулся.

— Не вернулся откуда?

— После лета.

Она оглядела кафетерий.

Здесь все еще было пустовато. И тихо, совсем не похоже наобычный для ланча хаос, который я помнила. Интересно, здесь всегда было такмирно и тихо или это просто еще один из тех маленьких сдвигов в восприятии,которые происходят после каникул?

Но на самом деле это не имело значения. Все вокруг кажетсямельче с каждым годом, это можно понять. Но чтобы казалось более пустым?

— Ну, это было беспокойное лето, — сказалая. — Кризис санитарии, крысы и все такое прочее. Может, не все вернулисьиз Швейцарии — или куда там еще они сбежали.

Эллен покончила со своей порцией макарон с сыром.

— Мои друзья в Швейцарию на лето не ездят.

— Ох, и правда. — Я вспомнила, чтостуденты-стипендиаты всегда держатся вместе. — Ну, в Вермонт или куда тамеще.

Она испустила еле заметный вздох.

— И все же это здорово — вернуться, правда? —спросила я.