Я заговорил на эту тему позже, когда мы остались наедине сМоскитом.

— Мос, ты видел, что произошло?

Поздним вечером мы бродили по Чайнатауну. Из ресторанныхкухонь доносилось громыхание посуды, густой дым жарки стлался по узким улочкам,и хотя металлические двери рыбных магазинов были уже опущены, соленый запахпотрохов все еще витал в воздухе.

Сейчас вечерами стало спокойно — с тех пор, как дляпешеходов ввели комендантский час. Мы с Мосом, правда, всегда игнорировали его,так что казалось, будто город принадлежит исключительно нам.

— Видел что?

Моc изогнул шею, пытаясь заглянуть в проулок, мимо которогомы только что прошли.

— Нет, не здесь. — С того дня с моими псами я дажемельком не заглядывал в проулки. — У Перл. Когда она показала мне рифф.

Руки непроизвольно поднялись в гитарную позицию, пальцызапорхали; теперь эти движения намертво врезались в память. Жаль, слишкомпоздно, чтобы избавить от унижения.

— Тот, с которым у тебя были проблемы? Ну и что с ним?

— Ты видел, как Перл играла?

Он нахмурился, его пальцы тоже забегали по невидимымструнам.

— Так, как его нужно было играть.

Я застонал.

— Нет, Мос, не как она играла. То, что она вообщесыграла его, когда у меня возникли трудности!

— А-а-а…

Он подождал, когда мимо проехал мусоровоз, скрипя и треща.По какой-то причине к задней его части прицепились шесть парней вместо обычныхдвух-трех. Они настороженно разглядывали нас, пока мусоровоз не скрылся с глаз.

— Да, она чертовски хорошо это умеет. Ты не знал?

— Черт, нет. Когда она научилась?

— Задолго до того, как мы встретили ее. — Онрассмеялся. — Ты никогда не замечал, как движутся ее руки, когда онаобъясняет аккорды? — Его левая рука изогнулась в воздухе. — И ярассказывал тебе, что она узнала «Страт» одновременно со мной.

— Но…

— И все то, что лежит у нее в комнате: флейта, губныегармоники, ручные барабаны. Она играет на всем этом, Захлер.

Это правда, в комнате Перл много инструментов. И время отвремени она берет один какой-нибудь и играет на нем, просто в виде прикола.

— Но я никогда не замечал никаких гитар.

Он пожал плечами.

— Она держит их под кроватью. Я думал, ты знаешь.

Я опустил взгляд и ударил ногой пожарный гидрант на обочине.Он лязгнул, и я отпрыгнул, вспомнив, что стараюсь больше не иметь дел сгидрантами.

— И это не беспокоит тебя?

— Беспокоит меня? С какой стати? Пока я играю на «Страте»,пусть держит их хоть на чердаке.

— Да не в том дело. Тебя не беспокоит, что вроде бы янаш гитарист, хотя не играю на гитаре даже так хорошо, как наш клавишник?

— Ну и что? Она музыкальный гений.

Я застонал. Иногда Москит ведет себя как настоящий «тормоз».

— Ну, разве не логично, что нашим вторым гитаристомдолжен быть «музыкальный гений», а не я?

Он остановился и повернулся ко мне.

— Но, Захлер, это не поможет. Ты-то ведь не играешь наклавишах.

— А-а-а-а! Я не то имел в виду!

Мос вздохнул и вскинул руки.

— Послушай, Захлер, я знаю, она играет на гитаре лучшетебя. И понимает большой рифф лучше меня. И это относится ко всему остальному вмузыке. Она, скорее всего, барабанит лучше многих барабанщиков… хотя вряд лилучше Аланы Рей. Но, как я уже сказал, она музыкальный гений. Не расстраивайся.Мы с ней говорили о тебе, и у Перл уже есть план.

— Говорили обо мне? План?

— Конечно. У Перл всегда есть план — вот почему онабосс. — Он улыбнулся. — Я покончил с этим. Почему бы тебе не сделатьто же самое?

— Почему бы мне не покончить с этим? — Я стоял,тяжело дыша, сгибая и разгибая пальцы, сгорая от желания схватить кого-нибудьза горло и придушить. — Ты сам покончил с этим всего две недели назад, ито лишь потому, что балдеешь от этой ее обкуренной подруги!

Он вытаращился на меня, я на него. Это была одна из техвещей, которые по-настоящему осознаешь, лишь когда выпалишь их. Однако сейчас яотчетливо понимал, что был прав. Единственная причина, почему Мос в последнеевремя вел себя так глупо, состояла в том, что Минерва включила у него в мозгукнопку сброса.

Я уже говорил Мосу, что думаю о ней. Она наркоманка, илибывшая наркоманка, или вот-вот собиралась стать наркоманкой, и это были далеконе все скверные новости. Даже не считая того, как сильно она растревожила АлануРей во время первой репетиции, эти ее темные очки и странное пение выгляделисовершенно паранормально.

Я не говорю, что она плохая певица, просто мне нравятсяпесни со словами. И я предпочитаю держаться подальше от худых, бледных цыпочекс жилистыми руками.

— Мин не наркоманка, — сказал он.

— Правда? Откуда тебе это известно?

Он развел руками.

— А откуда тебе известно, что она наркоманка?

— Послушай, я не знаю, кто она такая. — Яприщурился. — Знаю лишь, что ее отпускают лишь на два часа в неделю! Вотпочему мы репетируем в воскресенье утром. И вот почему эти двое тут же мчатсяобратно в Бруклин. Потому что время кончается.

Мос нахмурился.

— По правде говоря, не знаю, с чем это связано. —Он повернулся и зашагал дальше с таким видом, как будто я только что вовсе и неорал на него. — Думаю, Перл предпочитает держать Минерву при себе. Онидружат с раннего детства, и Мин, типа… хрупкая.

Я фыркнул. Может, наркоманов и не трудно свалить с ног, ноони уж какие угодно, только не хрупкие. Их души похожи на старые кожаные туфлина стальной подошве; и примерно то же можно сказать об их способности дружить.

Из рыбного магазина на другой стороне улицы на нас глазелкрупный азиатский парень с бейсбольной битой в руке. Я помахал ему и улыбнулся.Он кивнул, отступил назад и выбросил полное ведро использованного льда,рассыпавшегося по асфальту и тут же начавшего таять. Кусочки льда поблескивалив свете уличных фонарей, и, наступая на них, я чувствовал, как они хрустят подногами.

«Дурацкая Перл. Дурацкий Моc. Дурацкая гитара».

На фоне асфальта лед выглядел черным. Говорят, если чернуюводу очень быстро сунуть в морозильник, она не испарится, а замерзнет иполучится черный лед. Конечно, никто никогда не объяснял, зачем вообще тебетакая штука может понадобиться в холодильнике. Идя следом за Мосом, япостарался обойти этот гидрант, хотя он и был прикрыт специальным колпаком,чтобы до него не могли добраться дети.