делать, но я очень сильно верила в себя. В отличие от моих дяди с тетей.

– И чем же ты здесь будешь заниматься? – возмущалась тетя. – Восемнадцатилетняя девчонка без денег, жилья и разрешения на работу. И английского ты не знаешь! Конечно, ты вернешься в Сомали с нами.

Дядя наказал, чтобы мы твердо помнили две вещи: дату отъезда и где лежат наши паспорта. Я, недолго думая, завернула свой паспорт в пакетик и зарыла в саду, а накануне отъезда объявила, что никак не могу его найти. Нет паспорта – нет отъезда в Могадишо, все просто. Но дядю так просто обвести вокруг пальца не удалось:

– Варис, давай ты еще раз подумаешь, где могла его оставить. Ты куда-то ходила с ним? Где ты могла его потерять?

Не думаю, что он действительно ждал ответов на эти вопросы. Да и я никуда самостоятельно не ходила за эти четыре года.

– Дядя, может, я его выкинула нечаянно, пока убиралась?..

Я очень надеялась, что дядя поймет, как я не хочу возвращаться на родину, и поможет мне сделать визу – все-таки он был послом и завел много связей за это время.

– Варис, и что нам теперь делать? Мы же не можем просто бросить тебя здесь!

Дядя был в бешенстве от сложившейся ситуации. Сутки мы изматывали друг друга вопросами и враньем, думая, что вот-вот кто-то сдастся.

– Я потеряла паспорт, дядя Мохаммед.

– Варис, пойми, я ничего не могу сделать.

Каждый стоял на своем и не думал сдаваться.

– Да давайте мы ее просто свяжем, – предложила тетя Маруим, – свяжем и засунем в чемодан. Такое сплошь и рядом происходит.

Как я могу, проведя целых четыре года за границей, вернуться на родину такой же нищей, как и уезжала? Что я делала четыре года?

– Если ты так сделаешь, тетя, я ни за что и никогда не прощу тебя. Просто позвольте мне остаться здесь, все будет отлично!

– Ну да, ОТЛИЧНО, – язвительно ответила тетя Маруим. – Ничего хорошего тебе тут не светит!

На лице у нее прочно застыло выражение тревоги. Но настолько ли сильно она тревожится, чтобы помочь мне остаться в стране легально? В Лондоне тетя завела множество влиятельных подруг, у них были посольские связи – один звонок, и я была бы спасена. Но, увы, я понимала, что, пока у них есть хотя бы лучик надежды на мое мирное возвращение в Сомали, они и палец о палец не ударят.

Следующим утром наш особняк охватил полнейший хаос – все носились с вещами и чемоданами, телефон трезвонил не переставая, по дому тут и там сновали какие-то непонятные люди. Я тоже готовилась покинуть свою комнатку под крышей и паковала в дешевый рюкзак то немногое, чем я обзавелась за четыре года жизни здесь. В итоге почти все мои вещи, особенно одежда, полетели в мусорку – они были лишь кучкой дешевого тряпья из секонд-хенда. Я решила, что буду городской кочевницей, а значит, лишнее мне ни к чему, надо путешествовать налегке.

В одиннадцать все собрались в гостиной, пока шофер загружал чемоданы в автомобиль. Я вспомнила, как примерно в такой же обстановке приехала сюда четыре года назад – гостиная, белый диван, тот же шофер, камин, серое небо Лондона, первый снег. Тогда мне все это казалось таким чудным, а четыре года виделись мне целой жизнью. Но вот они прошли, и история закольцевалась. Я вышла проводить семью и обнять расстроенную тетю Маруим.

Я официально осталась одна-одинешенька в огромном Лондоне.

– Что же я скажу твоей маме?

– Скажи, что у меня все отлично. А еще я скоро ей позвоню!

Тетя недоверчиво покачала головой и села в салон. Я махала вслед удаляющейся машине и долго наблюдала за тем, как она покидает улицу и полностью исчезает из виду. Я официально осталась одна-одинешенька в огромном Лондоне. Было страшно. Честно говоря, я до последнего не верила, что они вот так просто возьмут и уедут, не попытаются помочь. Но все-таки я не держу на них зла – они дали мне путевку в жизнь, взяв с собой в Лондон. И за это я всегда буду им благодарна. Наверное, уже в машине, смотря на меня, они думали: «Что ж, это твой выбор. Хотела остаться здесь любой ценой? Пожалуйста. Делай что хочешь, но помощи от нас не жди. Мы считаем, что ты должна была нас послушаться».

Конечно, они считали, что молодой женщине нельзя оставаться в таком городе без присмотра – это позор и бесчестье для всей семьи. Но в любом случае у меня не было времени поддаваться унынию и размышлять, подло ли поступили мои родственники, – я сделала свой выбор и теперь нужно за него отвечать. В растерянности я вернулась в дом через парадную дверь и пошла на кухню, поговорить с единственным оставшимся в доме человеком – моим «другом» поваром. Естественно, встретил он меня очень «тепло»:

– Ты должна съехать отсюда сегодня же! Я остаюсь, а ты нет. Ты должна уйти, – сказал он сквозь зубы и указал мне на дверь.

Конечно, сейчас для этого типа настали минуты счастья – дом опустел, и до прихода нового хозяина он мог делать все что захочет. В том числе высказать мне все за четыре года. Но я не обращала на него внимания – я прислушивалась к необычной тишине, которая воцарилась здесь с отъездом семьи. Повар продолжал злобно тявкать, словно ущербная собачонка:

– Варис, ты что, глухая? Убирайся прямо сейчас, ты слышишь, что я…

– Ой, заткнись уже! Не задержусь здесь, не волнуйся. Вещи заберу и уйду.

– Вот забирай их и проваливай! Давай, живее, шевелись! Мне нужно…

Но я уже поднималась по лестнице. Я обошла опустевшие комнаты и предалась воспоминаниям – здесь со мной случилось много и хорошего, и плохого. Где будет мой новый дом?

Прихватив свой полупустой рюкзачок, я спустилась с четвертого этажа и прошла в сад. Все-таки этот день не был похож на мой первый день в Лондоне – день был теплым, воздух свежим, и в ветерке угадывались первые нотки весны. Я раскопала камнем ямку, где был спрятан мой паспорт, спрятала его в рюкзачок, отряхнулась и зашагала прочь от дома, где провела последние четыре года жизни. И не могла скрыть улыбки – свобода! Наконец-то свобода! Я сама себе хозяйка, и пусть идти мне было некуда, на жизнь я смотрела с оптимизмом: я не пропаду.

Моей первой остановкой стало посольство Сомали, оно было совсем рядом с резиденцией посла. Я постучала в дверь, и мне открыл старый привратник – хороший знакомой нашей семьи (он часто подменял шофера дяди).

– О, здравствуй! А что ты здесь делаешь, разве господин Фарах не уехал из города?

– Да нет, уехал. Только вот я осталась. Я хочу повидать Анну, вдруг при посольстве есть для меня работа.

Он усмехнулся и вернулся к своему столику – так и сидел там неподвижно, пока я в растерянности стояла посреди коридора. Что с ним случилось? Он всегда казался мне таким вежливым. А потом я сообразила: дядя уехал, и теперь я здесь никто. Даже меньше, чем никто. Ему, как и болвану повару, доставляло удовольствие быть самим себе хозяином и издеваться надо мной.

– Анна слишком занята, у нее и минуты на тебя не найдется, – самодовольно ухмыльнулся тот.

– Слушай, я должна ее увидеть.

Анна была дядиным секретарем, мы с ней всегда ладили, и я была уверена, что она сможет помочь мне. К счастью, она услышала мой голос и вышла из кабинета посмотреть, что происходит.

– Варис! – она всплеснула руками. – Что ты здесь делаешь?

– Я не захотела возвращаться в Сомали