озабоченностью посмотрел на часы и не смог скрыть разочарования. Как же — лишился возможности лишний раз покуражиться. Но все же он нашел как исправить положение.

— Ну, Гена! Вы даже не опоздали. Прогресс! Так Вы, я вижу, скоро и работать научитесь!

Первая пара начиналась в семь сорок пять, и студенты, торопясь на занятия, толпой неслись к троллейбусной остановке, едва успевая с нами поздороваться.

— Давайте, Гена, отойдем чуть подальше, а то язык уже болит здороваться, — предложил шеф, отходя в сторону от общежития.

В семь тридцать все, кто намеревался пойти на первую пару, ушли, и у входа стало пусто и тихо.

— Пойдемте, Гена. Пришло наше время.

Подойдя к дежурному, мы поздоровались, и Валентин Аркадьевич принялся проверять по списку, от каких комнат, в которых живут наши студенты, не сданы ключи.

— Та-а-ак. Записывайте, Геннадий Алексеевич. Двести третья, двести шестая, триста четвертая, триста двенадцатая…

Когда список был составлен, мы направились в лифт. Ампиров нажал кнопку с номером шесть со словами:

— Пойдем, Геннадий Алексеевич, сверху вниз. Так, по-моему, будет рациональнее: дойдем до первого этажа — и сразу на работу. Едем на шестой — выше уже не наш курс.

Ампиров постучал в дверь шестьсот восьмой комнаты. Ответа не последовало. Он постучал громче. Результат тот же. Повернув ручку, шеф самым беспардонным образом толкнул дверь. Она была не заперта, и мы оказались в тесной комнате на четыре койки, наполненной тяжелым запахом человеческих тел: пота, заношенных носков и прочего. Студенты безмятежно спали, а на стульях в беспорядке валялись их вещи.

— Что за сонное царство?! — гаркнул в сердцах Ампиров. — Почему не на занятиях?! А ну-ка вставайте!

Парнишка, спавший у самой двери, с трудом продрал глаза и уставился на нас, спросонок не понимая, что происходит.

— Чего смотрите?! Вставайте! Люди давно лекцию слушают, а вы тут спите, как сурки в норах! Вставайте! Вы не в санатории! Разговаривать будем!

Перепуганный парнишка сел, очумело глядя перед собой. Студент, который спал в противоположной стороне комнаты, зашевелился и тоже сел, пытаясь попасть ногами в тапочки. Двое других продолжали лежать, не подавая признаков жизни. Ампиров подошел к одному из них и бесцеремонно толкнул под бок. Тот натянул на голову одеяло, пытаясь изолироваться от окружающего мира. Ампиров толкнул его еще раз и, видя, что этот метод не результативен, резко сдернул с него одеяло и швырнул на пол.

— Встаньте немедленно! Как Вы смеете спать, когда ваши товарищи занимаются?!

Студент вскочил, словно его ошпарили кипятком, и стал с перепугу озираться по сторонам. Ампиров подошел к четвертому, точно так же сорвал с него одеяло и бросил под стол. Но спавший под ним только подтянул к животу колени и накрыл подушкой голову. Ампиров вырвал у него подушку и отправил вслед за одеялом. Студент упорно продолжал спать. Тогда Ампиров схватил со стола чайник, сбросил с него крышку и вылил его содержимое на спящего.

— Встать немедленно! Как вам не стыдно! — орал разгоряченный шеф.

— Что Вы делаете? — простонал возмущенный студент. — Вы же мне постель испортили…

— Что-о-о? — в ярости вскричал Ампиров. — Я вам покажу постель! Встаньте, говорю вам! Лодырь бесстыжий! Бездельник, который остаток совести потерял! Постеснялся бы!

Студенты принялись было одеваться, но Ампиров крикнул, обращаясь сразу ко всем:

— Почему сидите? Перед вами старшие — и по возрасту, и по должности! Всем встать немедленно!

— Дайте же… хоть… одеться, — начал было возмущаться парнишка, которого разбудили первым.

— Никаких «одеться»! Потом оденетесь! Нам некогда ждать завершения вашего запоздалого утреннего туалета! Встаньте все и стойте до тех пор, пока вам не разрешат сесть! Как вам не совестно! Вы здесь что, каторгу отбываете? За каким чертом вы сюда приехали?! Отсыпаться?! Не заслужили пока что! Государство тратит деньги на ваше обучение, а вы, здоровые и крепкие, живете в долг! И этот долг вам предстоит отработать! Ваше отношение к учебе — это форменное надругательство над теми, кто на пять лет освободил вас от необходимости работать и служить в армии! Эти люди трудятся, не покладая рук, и часть заработанного пoтом и кровью, отрывая от себя и своих семей, отдают вам, чтобы вы могли нормально учиться, есть и пить! А вы что? Бессовестно спите, пуская на ветер то, чего еще не заработали! Кем бы вы сейчас были, если бы простые трудящиеся не оплачивали вашу, с позволения сказать, учебу и все ваше нынешнее существование? Чернорабочими? Ассенизаторами? Уборщиками навоза в свинарниках и коровниках? Сейчас идет лекция по антеннам! Преподаватель рылся в книгах и журналах, готовился, встал ни свет — ни заря, добирался в институт в переполненном транспорте и стоит сейчас за кафедрой, распинается, глотку надрывает! А вы плюете на его труд высшей степени квалификации и спите тут беззаботно! Какое безобразие! Немедленно на занятия! Как хотите оправдывайтесь перед лектором, но непременно на занятия! А после занятий — всем ко мне в кабинет! Обязательно! Пойдемте, Геннадий Алексеевич! Мне противно дышать одним воздухом с этими неудавшимися ассенизаторами!

В следующей комнате все прошло по такому же сценарию. К тому же там на столе стояло несколько пустых бутылок из-под дешевого «студенческого» вина, при виде которых Ампиров побагровел от возмущения:

— Какая наглость! Люди на занятиях! Трудятся давно! А вы тут с похмелья отсыпаетесь! Вам государство стипендию платит! Дает вам деньги, чтобы вы учились! А вы их куда?! На пропой?! Немедленно в институт! А после занятий — ко мне в кабинет с объяснительными! Напишите, из каких средств и по какому поводу пили вчера в нашем общежитии! Читали, что написано в правилах, которые в вестибюле на стенке висят? За это отчислять положено, но мы пока вас пожалеем! Геннадий Алексеевич, подготовьте, пожалуйста, письма родителям этих пьянчуг на работу. А то гордятся, небось, какие у них детки умные! Пойдемте отсюда — терпеть не могу алкогольного перегара!

И так далее. И тому подобное. По всем отмеченным комнатам.

Выходя из общежития, я чувствовал себя, как после кровопролитного боя, в котором получил многочисленные ранения и контузии. Мысли путались, и я не представлял, как сегодня стану за кафедру, чтобы читать лекцию. Механически переставляя ноги, я шел вслед за шефом к остановке троллейбуса. А он бодро шагал, победоносно созерцая окружающую природу.

— Гена, а весна уже чувствуется. Вон как ярко солнышко светит — зимой такого не увидишь. И синички поют по-весеннему — слышите? — обратился он ко мне, словно выйдя на веселую прогулку после сытного и вкусного завтрака.

— Да… по-весеннему. Вы правы, Валентин Аркадьевич, — ответил я растерянно.