Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, — сказал я, протянув шефу черновик тезисов. — Посмотрите, что мне удалось за это время написать.
Шеф выхватил из моих рук бумаги, с откровенной нервозностью изорвал их на мелкие кусочки, скомкал и с силой швырнул в корзину для мусора.
— Все! Поезд ушел! Теперь это бесполезно! Надо было в срок успеть, до двенадцати! Идите! По вашей милости мы остались без доклада в Питере! — прокричал он, давая понять, что дело закончено.
Я открыл было рот, чтобы сказать ему все, что я думаю по этому поводу, но шеф меня опередил, обратившись к полковнику:
— Вот! Вы видите, с кем мне приходится работать? Не знаю как у вас, а у нас это проблема номер один!
Мордатый полковник понимающе кивнул и, разя коньячным перегаром, презрительно изрек:
— Да это во всем Союзе. Повсеместно встает проблема дураков, от которых невозможно избавиться.
Я в гневе шагнул к полковнику, готовый заехать кулаком в его глупую красную рожу, но Ампиров остановил меня громким окриком:
— Геннадий Алексеевич! Это к Вам не относится! Мы тут о другом говорили! Идите, пожалуйста! Работайте!
Скрипнув от негодования зубами, я круто развернулся, словно по команде «кругом», резко отворил дверь и, выскочив в коридор, хлопнул ею, что было силы.
Спустя две недели шеф остановил меня в коридоре.
— Геннадий Алексеевич, что же Вы до сих пор не несете тезисы? Неужели Вам и двух недель не достаточно?
Я опешил от неожиданности.
— Так Вы же их порвали тогда у себя в кабинете. Сказали, что поезд ушел. Забыли? Чего Вы после этого от меня хотите?
— Порвал, ну и что? — невозмутимо сказал Ампиров. — Можно было уже сто раз написать заново. Срочно пишите и отправляйте ближайшим фельдъегерем. Хватит с нас дутиков. Вы сами виноваты. Вывели тогда меня своим копушничеством! Если бы все, тем более люди науки, останавливались после первой неудачи, мы бы до сих пор не знали, что есть Америка, умирали бы от самых теперь уже пустячных болезней и добирались до Москвы пешком, но никак не поездом или самолетом.
Когда шефа тянуло на философию, это означало, что он пребывает в приподнятом состоянии духа. Как видно, ему только что удалось с кем-то заключить выгодную сделку, выбить приличную премию или что-нибудь из дефицитов. Он посмотрел на часы и с досадой цокнул языком:
— Тцк! Черт! Нужно в первый отдел идти. Там эта усатая мадам чего-то хочет, черт бы ее побрал. Житья от нее нет. Как она иcтерзала меня своей игрой в тайны да режимность! Да! Вот еще что, Гена. Когда Вы в последний раз были в общежитии?
— Давненько уже. Месяца два тому назад, не меньше. Если хотите точнее, я сейчас в журнал учета посмотрю, — ответил я, понимая, что этот вопрос предвещает еще одно шефовское поручение.
— Да нет, не надо точнее. Я тоже давно там не был, а наш мудрейший декан на последнем совете факультета ткнул меня носом, что наша кафедра во главе с заведующим пренебрежительно относится к посещению студенческого общежития. Сейчас без четверти два. В три зайдите ко мне в кабинет — прикинем, когда нам отбыть эту хренову повинность.
Часы в преподавательской показывали начало четвертого, когда я, попив с Булановой чая, вспомнил о шефовском приглашении. Чуть не проворонил. Было бы мне тогда плевков в лицо не меньше, чем на неделю. Сейчас он за опоздание непременно осыплет меня потоком гадостей. Проигрывая в воображении ожидаемую сцену, я подскочил к многократно всеми проклятому ампировскому кабинету, из которого вся в слезах пулей вылетела Даша Мащенко — наш молодой астроном.
— В чем дело, Даша? — спросил я, читая на ее лице горькую обиду.
— Шеф… — ответила она, утирая слезы носовым платочком с кружевной оторочкой и резким запахом парфюмерии. — Шеф, Геннадий Алексеевич…
Она снова залилась горючими слезами, а я попытался ее успокоить.
— Что шеф, Дашенька? Что ты ему не так сделала?
В ответ она шмыгнула носом.
— Я… Понимаете, я пришла к нему в кабинет… с заявлением о сдаче кандидатских экзаменов… — говорила она, заикаясь и моргая красными от слез глазами.
— …а он — отказал, — попытался я спрогнозировать ее ответ.
Она снова залилась слезами:
— Отказал! Это смешно… Никто не верит, что у нас проблема сдать кандидатские экзамены! Из-за этого все вокруг думают, что мы здесь мировейские лодыри! А он сказал: «Вы еще численность не обсчитали! Я к Вам вот так, — он отставил вверх большой палец, — а Вы мне вот так»! — и… Вы не поверите… сунул мне дулю! Под самый нос! Правда! А заявление помял и в урну выбросил!
— Не расстраивайся, Даша. Я тоже прошел через нечто подобное, — попытался я ее приободрить.
— Да разве это допустимо? Доктор наук… профессор… заведующий кафедрой! И — дули тычет! — прижав платочек к носу, она побежала по коридору, потом свернула на боковую лестницу, и ее тонкие каблучки-шпильки часто застучали по ступенькам.
Шефа я застал наполовину одетым — в шапке и с кашне на шее. Увидев меня, он снял шапку и швырнул на диван, а кашне повесил на вешалку. По его виду я понял, что он забыл о том, что пригласил меня для беседы, но посмотрел на часы и сразу сориентировался.
— А я уж было подумал, что Вы, как всегда, похерили мое указание, — прогундосил он, скроив недовольную мину. — Чуть не ушел уже из-за Вашего опоздания. Вот так вечно. И когда это кончится? Ну ладно, садитесь, раз уж соизволили прийти. Как у Вас в среду с расписанием?
— Третья и четвертая пары, — ответил я, делая вид, что не замечаю его деланного раздражения.
— Вот и отлично. У меня тоже третья пара. Так что в среду перед первой посетить общежитие будет в самый раз. Сегодня выясните, пожалуйста, в деканате, в каких комнатах живут студенты нашего подопечного курса. Списочек комнат дадите мне завтра в десять. Не позже. В половине одиннадцатого я должен быть в обкоме партии на очередном мозгополоскании. Отвертеться, к сожалению, никак нельзя.
Список я вручил ему ровно в десять. Ампиров сунул его во внутренний карман пиджака, даже не развернув. Одеваясь, он на ходу дал мне последнее в этот день указание:
— Гена, в среду прошу Вас быть у входа в общежитие в семь пятнадцать утра. И не опаздывайте, пожалуйста. Чтобы я Вас не ждал.
Я пришел в десять минут восьмого, но шеф был уже там. Он с деланной
