Гадость какая.

Кто из них мог убить? И мог ли вообще?

* * *

Под вечер прибыла еще одна небольшая толпа родственников.

Настины родители были странной парой. Он — добродушныйразговорчивый толстячок, в меру лысый, в меру румяный, в меру приветливый ивсегда готовый к услугам. Его жена оказалась сдержанной дамой с прической, явносделанной в парикмахерской, и в шелковом костюме, который никак не вязался сжаркой воскресной вольницей.

Улыбнулась она, только когда увидела Настю.

— Мам, почему вы так долго?

— Отец поехал по каким-то гаражным делам и опоздал. Все какобычно. Как вы тут?

— У нас все нормально. Мама, это… Кирилл.

— Добрый день, — сказала Настина мать совершенно равнодушнои посмотрела на него Настиными глазами.

— Добрый день, — ответил он неловко. Как будто и в самомделе был претендентом на руку и сердце, привезенным для знакомства с семьей.

— Дима, в багажнике сумки. Молоко отдельно, не забудь пронего.

— Я все достал, тетя Юля! — прокричал из-за кустов Сергей.Он ожесточенно размахивал картонкой над едва тлеющими углями. С той стороныклубами валил белый, вкусно пахнущий дым. — Поставил на крыльцо!

— Нужно убрать, — сама себе сказала Настина мать, — и молокодостал?

— Да, по-моему…

— Дим, посмотри, где молоко?

— Какое молоко?

— Ах, господи.

— Мам, молоко на крыльце. Пошли, отнесем все!

Тут Настя с матерью неожиданно поцеловались и пошли к дому.

— Юля, это неприлично, — сразу же заговорила на террасеневидимая Нина Павловна, — мы вас с утра ждем. Что такое-то? Это вечнаяистория, как какие-то дела, так вас никогда нет!

— Добрый вечер, Нина.

— Добрый вечер. Я целый день пытаюсь вам дозвониться.

— Дима был в гараже, а я сегодня ездила на работу. У насцейтнот.

— Да боже мой, какой еще цейтнот в аптеке! Ты видела этого?Которого привезла твоя дочь? Мы все в ужасе.

— Я все слышу, — предупредил Кирилл с лужайки. ВыглянулаНастя, у нее было расстроенное лицо.

— Не обращай внимания, — сказал он, тоже чтобы все слышали,— так принято. Когда к даме приезжает кавалер, его принято обсуждать. Он долженвсем не нравиться. Это залог успеха.

— Кирилл, на самом деле они вовсе ничего такого не имеют ввиду.

— Я не понимаю, почему ты должна еще и оправдываться! —поддала пару Нина Павловна. — Юля, нам надо серьезно поговорить!

— Хорошо, — издалека обреченно согласилась Юлия Витальевна,— давай поговорим. Только не надо Насте действовать на нервы, ей и так трудносо всеми нами.

— Понятия не имею, как нужно жарить мясо на этой идиотскойрешетке, — пожаловался Сергей, появляясь на лужайке, — по-моему, чем больше яего жарю, тем больше оно сыреет.

— Это противоречит закону сохранения энергии, — сказалКирилл, не поднимаясь с места. Отсюда ему было все видно и более или менееслышно, и он не хотел уходить, даже ради жареного мяса.

Сергей улыбнулся.

— Вы физик?

— Нет, — сказал Кирилл, насторожившись.

— А закон сохранения откуда?

— Из школы.

— А в какой школе вы учились?

Кирилл учился в 186-й школе города Москвы.

— Я учился в интернате на улице Савушкина, — быстро совралон.

Там и вправду учился один из его многочисленных братьев,которого в восьмом классе неожиданно признали талантливым, и родителимоментально определили его в физматинтернат. Брат без потерь окончил интернат ипотом еще высоконаучный и очень сложный институт, и теперь прозябал вподмосковном НИИ в должности старшего научного сотрудника, клял проклятыхкапиталистов, отнявших у него науку и веру в светлое будущее, на работе бывал сдвух до пяти, кропал статейки в авиационные журнальчики — играл сам с собой вгения, обойденного судьбой и задавленного жизненными обстоятельствами.

Кирилл был убежден, что он тунеядец.

— Это ведь специализированная школа, если я не ошибаюсь?

— Да-а! — согласился Кирилл. — Исключительноспециализированная. В смысле, для талантливых, а не для даунов.

— Я это и имел в виду, — пробормотал смешавшийся Сергей, —значит, вы все-таки физик?

Очевидно, упорство в достижении цели было у них фамильнойчертой, унаследованной от матери.

— Все-таки я не физик, — признался Кирилл, — наше мясо несгорит?

— Оно даже не жарится! — заявил Сергей с некоторойгордостью, как будто хвастался тем, что не может справиться с мясом. —Наверное, его нужно куда-то сложить и нажечь еще углей. Я иду за миской.

По террасе пролетели чьи-то шаги, и с крыльца скатиласьМуся.

— Сереж, где ключи от гаража?

— Не знаю. А что, должен знать?

— Конечно, — Муся подошла поближе и улыбнулась, — ты же бралбарбекюшницу. Ключи у тебя.

— Да нет, — он похлопал себя по карманам, — нету.

— Мне нужно в погреб, — объявила Муся, — а ключей нет. Тыгараж запирал?

Сергей улыбался доброй бессмысленной улыбкой, делавшей егопохожим на большого пса.

— Не знаю. Не помню. Пойду посмотрю. Муся, пошли посмотрим!

— А миска для мяса? — спросил Кирилл ему в спину, но Сергейего не услышал. Как привязанный невидимой веревочкой, он шел за Мусей вдольдома, смотрел ей в затылок и улыбался.

Ну-ну.

Кирилл поднялся с низкой лавочки, отряхнул джинсы и тожепошел вдоль дома в сторону гаража. Он чуть-чуть не дошел, присел и сталзавязывать развязавшийся шнурок на ботинке.

— …я чуть с ума не сошел, — произнес за георгинами Сергей, —ты за весь день ни разу со мной не поговорила.

— Нина Павловна бы от инфаркта умерла!

— Она и так и так умрет от инфаркта. Я все равно ей скажу.Так больше невозможно.

Муся пискнула что-то невразумительное, и воцарилась тишина,из которой явственно следовало, что за георгинами целуются.