машину держать. Им, мол, она тоже как воздух нужна. А нам с Вами потом что, на поклон к ним ходить? Отдай жену дяде, а сам иди к тете?

— Так ее же военные заказчики по условию договора поставили именно нам! Для решения задач по их заказам, — возмутился я.

Ампиров раздраженно махнул рукой:

— Да это, Гена, никого не интересует в принципе. Она же в институт прибыла, и все. Здесь закон джунглей — кто сильнее, тот и верх берет. За все нужно драться. Джентльменство тут не проходит, до нитки обберут. Вот смонтируют ее, так к тому времени нужно им фронт наших вычислительных работ предъявить. И в основном для учебы, а то будут заставлять нас пускать сюда всякий сброд с других кафедр и лабораторий. Сиди тут потом над ними сторожем. Доверять посторонним ни помещение, ни, тем более, машину, ни в коем случае нельзя — Вы это не хуже меня знаете. На хрена это нам нужно! Журнал надо будет завести и хотя бы формально туда заявки записывать. За пару недель нам ее установят, так что к тому времени заявки на машинное время должны быть уже расписаны. Как минимум, на месяц вперед. Что-нибудь. Можно любую липу. Лишь бы у нас было, что им под нос ткнуть.

Из конструкторской с пухлой папкой подмышкой вышла Вера Терентьевна Жнец — технический секретарь лаборатории — и направилась в секретарскую, откуда доносился стрекот пишущей машинки.

— Вера Терентьевна! — окликнул ее Ампиров.

Она оглянулась и, постояв пару секунд на месте, направилась к нам.

— Слушаю Вас, Валентин Аркадьевич, — сказала она, застенчиво улыбаясь.

— Вера Терентьевна, нам надо срочно сделать журнал учета вычислительных работ на нашей новой э-вэ-эм «Наири-2». Только что в учебную лабораторию — на втором этаже — доставили. Пожалуйста, заполните требование на общую тетрадь и получите у кладовщицы. У нее есть бланк с моей подписью. Как разграфить и подписать, Вам скажет Геннадий Алексеевич. Но Бога ради, делайте все только так, как скажет он. Никакой отсебятины.

— Да что же я, девочка, что ли? Я прекрасно знаю, как делаются…

— Никаких «прекрасно знаю». Делайте, как Вам сказано. Мне известно, как Вы документы печатаете. Самовольно правите рукописи наших преподавателей и научных сотрудников!

— Да я же там кучу ошибок устраняю, — возмутилась она. — Мне-то что? Могу печатать и так, как дают. Но потом ведь будет стыдно и Вам, и им. И мне тоже. Вот когда я работала секретарем начальника областной милиции…

— Вера Терентьевна, сейчас вы не в милиции. Милиционеры, очевидно, были еще даже менее грамотны, чем Вы. А здесь Вы имеете дело с людьми, до которых Вам по грамотности, как до Шанхая! Это после вашего печатания стыдно читать! Вон, у Геннадия Алексеевича, Вы думаете, почему на голове волосы повыпадали? — с сарказмом спросил Ампиров.

— Но если в их рукописях предложение без подлежащего? Что же мне…

— Вера Терентьевна! Чтобы с Вами говорить, нужно гороху объесться! — распалялся Ампиров. — Если без подлежащего, значит, там не нужно подлежащего! Не вашего ума это дело! Печатайте, как Вам дают. Если что не так, за это не Вы в ответе! Вам понятно? Все. Геннадий Алексеевич, сегодня в конце дня дайте, пожалуйста, Вере Терентьевне текст для титульного листа журнала и образец, как разграфить — на двойном тетрадном листке. И непременно все в масштабе один к одному, чтобы потом всякую свистопляску к минимуму свести. Все, Вера Терентьевна. Идите, работайте. И в строгом соответствии с моими указаниями!

Ампиров обернулся ко мне, отвернувшись от Веры Терентьевны, тем самым показывая, что с нею дискуссия окончена. Я уже собрался, было, откланяться, чтобы идти на свое рабочее место. Но Ампиров, будучи в состоянии душевного подъема, решил продолжить прерванный разговор:

— В общем, Геннадий Алексеевич, теперь мы с вычислительной техникой. Будем…

Внезапно он как-то странно посмотрел вниз, деловито поправил на носу очки и, сопя как паровоз, поднял с пола обрывок голубого монтажного провода длиной сантиметров пятнадцать-двадцать, не более.

— Вы видите, Гена, какой у нас бардак?! Драгоценнейший провод «МГШВ» на полу как мусор валяется! Ну как это, по-вашему, называется?! — с неподдельным возмущением высказался шеф в свойственной ему манере.

Несколько удивленный его столь бурным возмущением по поводу такого, как мне казалось, пустяка, я пожал плечами и высказал свое мнение на этот счет:

— Мы работаем с этим проводом, Валентин Аркадьевич, вот и валяется. В лаборатории Таранца пол в масляных пятнах — они с трансформаторным маслом работают…

— Бросьте, Гена! Так можно дойти до того, что мы с Вами будем пешком ходить по транзисторам, которые по двести рублей стоят! Где Кондаков?

Не сговариваясь, мы вошли в астрономическую лабораторию, где за осциллографом в новеньком, безукоризненно отутюженном сатиновом халате ярко синего цвета сидел наш бородач Кондаков. Из-под халата сверкала ослепительной белизной обильно накрахмаленная сорочка, а очки в тонкой металлической оправе под платину подчеркивали его строгую аристократичность.

— Володя! Срочно собирайте профсоюзное собрание! Пора кончать это безобразие! — с порога бесцеремонно обрушился на него шеф.

Зная Ампирова, что называется, как облупленного, Кондаков пригладил свою пышную кудрявую с рыжинкой бороду и, не отрываясь от осциллографа, спокойно спросил:

— Что случилось, Валентин Аркадьевич?

— Вот! Полюбуйтесь! — Ампиров протянул ему только что подобранный трофей.

Кондаков, не оборачиваясь в сторону шефа, взял со штатива паяльник, и, как бы между прочим, скосил глаза на провод в руке Ампирова, а потом привычным движением ткнул паяльником в канифоль. Канифоль зашипела, и над володиной головой поднялись клубы сизого дыма, распространяя запах, напоминающий аромат ладана.

— Ну? — сказал шеф, отгоняя от себя рукой облако канифольного дыма.

— Что, «ну», Валентин Аркадьевич? — невозмутимо спросил Кондаков с иронической улыбкой.

— Володя, не ерничайте! Мы не на цирковом представлении. Это монтажный провод! «МГШВ»!

— Верно, кусочек провода «МГШВ», так что? — спокойно спросил Кондаков.

— Как это — что? Как это — что?! — все сильнее заводился Ампиров. — Идем мы только что с Геннадием Алексеевичем по коридору нашей лаборатории, а под ногами этот кусок провода валяется! Еще месяц тому назад я ломал голову, где бы достать такого провода для наших с вами монтажных работ! Чтобы вам сейчас было чем работать. А теперь вот, пожалуйста — топчемся по нему, как по мусору! Сегодня густо, а завтра пусто!

— Валентин Аркадьевич, обычный случай. Кто-то отрезал лишний кончик, ну, потерял потом. Тут и говорить не о чем, а Вы — сразу собрание, останавливать работу целой лаборатории, выяснять, кто это сделал да зачем. Тут сроки поджимают, сами же вчера на «хурале» втолковывали, что