— Але, — завопила домработница, — хто! Чаво?Каво?

— Чаво, каво, — передразнила Николетта, —господи, сто лет как из деревни приехала, а разговаривать не научилась.

— Что случилось? — продолжал я любопытствовать.

— Сначала сядем.

— Но я тороплюсь.

— Не буду говорить на ходу, — уперлась маменька.

— Это тебя, Ваняша. — Нюша сунула мне трубку.

Я машинально сказал:

— Слушаю.

— Немедленно поезжай к Кузьминскому, — нервнозаявила Нора, — там дым коромыслом.

Я глянул на Николетту:

— Говори скорей, в чем дело? Я ужасно тороплюсь.

Маменька обиженно поджала ярко накрашенные губки.

— Потом как-нибудь, когда отыщешь и для меня секундочкув своем плотном графике.

— Сделай одолжение, скажи.

— Я не приучена вываливать информацию по дороге! —Николетта решила не сдавать позиций.

Я секунду поколебался. Если сейчас покорно поплетусь вгостиную, то у маменьки возникнет сладкое ощущение полной победы над сыном.Следующие два часа она будет излагать какую-нибудь идиотскую историю о том, какее оскорбила Кока. Помнится, месяц назад я выскочил в одиннадцать вечера изкровати, услыхав в трубке горькие рыдания Николетты.

— Жизнь кончилась, — стонала она. — О-о! Ятакое узнала, просто ужас!

Слегка испугавшись, я прилетел на зов, был препровожден вгостиную и после часовых всхлипываний и истерических взвизгов наконец узналправду. Маменьке предстояло пойти через пару дней на юбилей заклятой подружкиКоки. Ради такого случая в бутике было куплено платье, чуть вконец неразорившее меня. Так вот, Николетта узнала, что другая ее не менее любимаяподруженька Зюка приобрела себе такое же.

Поразмыслив над ситуацией, я быстро прошел в коридор исказал надувшейся Николетте:

— Извини, я обязан бежать, когда надумаешь рассказать отом, что тебе надо, позвони.

Николетта молчала, но, когда я уже был на лестнице, онабросила мне в спину:

— Это нужно тебе. Но после такой обиды можешь даже нерассчитывать на мое прощение!

Недовольный собой, я сел в машину. Даже если раз в году ярешаю проучить маменьку, та всегда оказывается в выигрыше. Теперь она будетизображать глубокую обиду, и мне придется потратить кучу времени и денег на«устаканивание» проблемы.

Когда я вошел в холл, из гостиной неслись истерическиерыдания, какая-то женщина судорожно всхлипывала:

— Не знаю, это не я, не я…

Я осторожно втиснулся в гостиную и застал там Клару и СергеяПетровича. Девушка, прижимая к плоской груди стиснутые кулачки, словнозаведенная твердила:

— Нет, нет, не я…

— Вот, — ткнул в нее пальцем Кузьминский, —можешь познакомиться, семейный вор, любительница брать то, что ей непринадлежит!

— Нет, нет… — трясла взлохмаченной головой Клара.

— Да, — заорал Сергей Петрович.

Девушка закатилась в истерике. Сначала она захохотала, потомосела на пол, легла на ковер в позе зародыша, подтянула острые коленки к носу ипринялась стучать головой о пол.

— А ну прекрати, — брезгливо вымолвил дядя, —противно смотреть. Пошли, Ваня, попьем чаю, сейчас эта дрянь перестанет ломатькомедию, и тогда мы решим, как с ней поступить.

Но мне стало жаль Клару, ее истерика казалась самойнастоящей, не наигранной. Девушка и впрямь билась в припадке. Я наклонился надней.

— Клара, успокойся.

Куда там, она меня даже не слышала.

— Мне кажется, следует вызвать доктора, —пробормотал я.

Кузьминский поморщился:

— Ваня, это обычные женские штучки, сейчас она ещеобморок изобразит!

Не успел он закрыть рот, как Клара всхлипнула, дернулась изатихла.

— Пожалуйста, — усмехнулся Сергей Петрович, —вот и продолжение концерта.

Я внимательно посмотрел на Клару. Ее лицо было синюшногооттенка, из чуть приоткрытого рта стекала тоненькая струйка слюны. Шея девушкина ощупь оказалась чуть липкой. Подобное сыграть невозможно.

— Ей плохо, немедленно вызовите врача.

Сергей Петрович с сомнением покосился на меня, но щелкнулкрышечкой мобильного. Эскулап примчался в мгновение ока, впрочем, может, онсидит где-нибудь в административном здании, у въезда в коттеджный поселок.

Пока врач ломал у ампул горлышки и делал уколы, СергейПетрович ввел меня в курс событий. Сегодня ему понадобился «Справочник побухучету». Он перерыл всю библиотеку, а потом пошел в комнату к Кларе. То, чтонеобходимая книга имелась в доме, он знал точно. Кузьминский порой заглядываетв пособие и держит его, как правило, у себя на столе. Сейчас оно испарилось,следовательно, книжку утащила Клара, единственный человек в доме, которому онамогла понадобиться. К тому же племянница уже пару раз брала справочник, аСергей Петрович возвращал его назад. Нужно было, чтобы не злиться, купить ещеодин такой же, но у Кузьминского попросту не хватает памяти на такое дело. Озлополучной книжонке он вспоминает лишь тогда, когда ему требуется справка.

Поэтому, чертыхаясь, Сергей Петрович прошел к Кларе, перерылу нее письменный стол, потом, не найдя брошюры, осмотрел комнату, увидел, чтоиз-под подушки торчит что-то белое, и решил, будто это нужная книга. Однако напростыне рядом с наконец-то найденным справочником покоилась пачкастодолларовых купюр, туго перетянутая светло-розовой резинкой. Сергей Петровичпошел к себе, сжимая деньги. Он моментально позвонил Кларе на мобильный ивелел:

— Изволь немедленно приехать домой!

— Что случилось, дядя? — спросила та.

Но Кузьминский уже отсоединился. Девушка примчалась черезчас: она взяла такси. Сергей Петрович ткнул пальцем в пачку:

— Отвечай! Это что?

— Деньги, — недоуменно ответила Клара.

— Какие?

— Доллары.

— И откуда они?

Она пожала плечами:

— Дядечка, какой странный вопрос. Наверное, кто-то ихполучил.

— Вот-вот, — прошипел Кузьминский, — кто-тополучил, а ты украла!