— Как только твой отец, царствие ему небесное, терпелжену! Ангельский характер был у Павла. Поезжай, Ваня, к ней. Честно говоря, яне слишком хорошо поняла, в чем суть дела. Вроде Николетта потеряла документыили ее ограбили. Да, еще у нее кончились продукты, велено купить по дороге.

Я покорно пошел на выход. Маменька постоянно утверждает, чтоначисто лишена аппетита. Однако харчи в ее холодильнике исчезают с завиднойскоростью. Я забиваю рефрижератор Николетты раз в неделю, это не считаяпокупок, которые делаю для ее постоянных журфиксов и суаре.[3]

Чувствуя себя разбитым после бессонной ночи, я подрулил ксупермаркету и, взяв проволочную тележку, двинулся вдоль рядов…

Покупая провиант для маменьки, следует учитывать, что все,включая хлеб, обязательно должно быть зарубежного производства. Бесполезновтолковывать Николетте, что наш шоколад намного вкусней турецкого, черкизовскаяколбаса лучше датской, а вологодское масло свежее и восхитительнее финского.

Нет! Маменька, увидав коробки, банки и упаковки с надписью«Сделано в России», мигом капризно выпятит нижнюю губку и заноет:

— Опять приволок несъедобное! Боже, я вынуждена настарости лет питаться гнилью за копейки. Как ужасно быть бедной, никому ненужной вдовой, умирающей от рака желудка. Да, недолго мне осталось, скороосвобожу тебя.

Поэтому я каждый раз зря трачу лишние деньги. Импортныенабитые консервантами яства намного дороже наших нормальных продуктов. Один разя расшалился и провел эксперимент. Взял пустую коробку из-под противногодатского печенья, сделанного на машинном масле в прошлом веке, и насыпал туданаше, восхитительно свежее, производства фабрики «Большевик».

Постанывая от наслаждения, Николетта за один час смелаполкило жирного курабье и потом долго восхищалась его нежным вкусом. Стоит лиговорить, что маменька даже не взглянула бы на печенюшки, будь они в роднойупаковке.

Забив каталку доверху, я допинал ее до кассы и принялсявываливать покупки на резиновую ленту. Хорошенькая девочка, кокетливо сверкнувярко накрашенными глазками, выпрямилась, одернула на груди форменный халатик ипрочирикала:

— Мужчина, вы зря взяли это масло и йогурты. Они совсемне вкусные, да и дорогие слишком. Лучше берите наши, они в три раза дешевле иживые. Ну сами посудите, что такое надо насовать в молочные продукты, чтобы онипо году не тухли. Гляньте на упаковку, там сплошные буквы «Е» с номерами.

Я продолжал выкладывать отобранное. Отчего я вызываю убольшинства женщин мгновенное желание руководить мной? Пигалица за кассой тожене упустила момента, хотя ей в торговом училище небось объясняли, что клиентвсегда прав.

— И колбаса эта мертвая, — вещала девица, — увас, наверное, жены нет, подсказать некому, хотите, помогу?

— Слышь, ты, Барби недоделанная, — рявкнул стоящийсзади меня парень, — если где увидишь живую колбасу, свистни, прибегупосмотреть. А сейчас заканчивай к мужику клеиться, работай, блин, скорей. Унего своего бабья без тебя хватает! Небось уж заучили до отключки.

Я с благодарностью глянул на своего защитника. Девчонкафыркнула и принялась выбивать чеки. Итог составил шесть тысяч двести пятьдесятрублей.

— А послушались бы меня, — вновь не утерпелакассирша, — обошлись бы половинной суммой.

Ничего не ответив, я пошел к машине.

Получив продукты, Николетта принялась потрошить пакеты,восклицая:

— Фу! Йогурты молочные! Надо было брать сливочные. Апочему пудинг ванильный? Я же ем только шоколадный. И копченая колбаса не«Брауншвейгская»! Вава, я не перевариваю «Докторскую»! Ужасно! И где манго?

— Они были зелеными, — попытался отбиться я.

— А это что? — взвизгнула Николетта.

— Туалетная бумага.

— Польская, однослойная! Омерзительно, — затопаланогами маменька, — как тебе пришло в голову, что я повешу в туалете рулонядовито-розового цвета?

На мой взгляд, цвет сортирной бумаги не имеет значения. Япопытался довести эту простую мысль до маменьки, но она взлетела вверх на струезлобы.

— Вава! У меня в санузле бежевые стены и напольнаяплитка цвета спелой хурмы. Понимаешь, что из этого следует?

— Честно говоря, не очень, — признался я.

— Бумага туда годится либо белая, либо палевая, ноникак не розовая.

— Виноват, исправлюсь, — кивнул я.

С Николеттой лучше соглашаться, так вы избежите шумногоскандала. Она продолжала ворошить пакеты, высказывая недовольство: куриные яйцамелкие и противные, пачка масла кривая, селедка не в том соусе, помидоры неимеют буро-красного оттенка, семга, наоборот, слишком яркая, ей следует бытьрозовой, оливковое масло не той фирмы, хлеб пахнет тряпкой, а сыр не вызываетлюбви.

Последнее замечание повергло меня в ступор. На мой взгляд,«Эдам» не следует обожать, его просто едят, режут на ломтики и кладут на хлеб.

— Вот она, тяжелая жизнь нищенки, вынужденной экономитьна питании, — подвела итог маменька и тут же принялась раздавать указаниясвоей домработнице Нюше:

— Икру поставь на холод, миноги положи вниз, клубникуоставь на столе. Господи, как тяжело! Все приходится делать самой.

Нюша челноком сновала по просторной кухне, подгоняемаякриками:

— Не туда! Заверни в фольгу! Осторожно, сейчасразобьешь! Так я и знала! Косорукое чудовище!

Наконец маман перевела дух, Нюша, шмыгая носом, вытиралажелтоватую лужицу от разбитого яйца.

Я воспользовался возникшей тишиной и спросил:

— Что случилось? Ты потеряла документы?

Маменька повернула ко мне стриженную в салоне «Жак Блер»голову. Лучше вам не знать, во что мне обходится каждый ее поход в это парикмахерскоекапище.

— В отличие от очень многих людей, — язвительнозаявила маменька, — я никогда ничего не теряю.

— Но Нора сказала мне…

— Она не поняла!

— Так что случилось?

— Сейчас сядем в гостиной, и расскажу. Ты что, неслышишь, старая идиотка? Немедленно ответь!

Последние фразы относились к Нюше, которая стояла возлеподпрыгивающего от негодования телефонного аппарата с раскрытым ртом.