— С ума сошла. Сначала пятно малевала на картине: то липошутить хотела, то ли испугать кого…

— Так это она! — подскочил я.

Сергей Петрович кивнул:

— Да. В ее комнате, под кроватью, нашли кисти и баночкус гуашью, а еще пальцы правой руки трупа были измазаны красной краской.

— Но почему она решилась на суицид?

Кузьминский махнул рукой.

— Больная глупая девочка. Если тебя интересует истиннаяпричина произошедшего… У меня имеется шофер, Костя. Между ним и Катей вспыхнулроман. Я знал об этом и не противодействовал их отношениям. Два сапога пара.Одна способна только сериалы смотреть, у другого в голове лишь футбол. Пустьженятся, заводят детей и живут счастливо. Прислуга у меня имеет комнаты вдомике, в саду.

Это Лариса Викторовна доложила хозяину, что шофер по ночамнавещает Катерину, но Кузьминский не стал вмешиваться. Костя же оказалсяловеласом. Катя быстро надоела парню, и он дал ей от ворот поворот. Девушкапроплакала несколько ночей, а потом пошла в кабинет и…

— Вот ужас-то, — воскликнул я, — но отчегостоль странный способ? Убила себя возле картины, ножницами в шею…

— Отчего она именно так решила уйти из жизни? Вот ужэтого не знаю, мало ли какие мысли бродят в больной голове. Все-таки Катя былане совсем нормальной. Мне Михаил как-то подшофе на дне рождения Андреяпроговорился, что Надя во время беременности заболела воспалением легких и ейкололи сильные антибиотики, очевидно, лекарства подействовали на формирующийсямозг ребенка. Конечно, это печально, но ничего загадочного в смерти несчастнойдурочки нет, да и история с пятном выяснилась. Кстати, узнай я сразу, ктопачкает портрет, мигом бы без всякого сожаления уволил Катерину.

— Да уж, — пробормотал я, — дикая история.

— Случилось еще кое-что, — спокойно заявилКузьминский.

— Что же именно?

— Ну, в общем, ничего нового, — достаточноравнодушно ответил Сергей Петрович, — деньги украли.

Я похолодел.

— Весь миллион?

— Нет, сто десять тысяч.

— Сколько?

— Сто десять тысяч, — повторил хозяин.

— И кто это сделал? — вырвалось у меня.

— А вот сей факт и предстоит выяснить, — протянулКузьминский.

— Какая странная сумма, — удивился я, — стодесять тысяч, огромная и удивительная, как бы это выразиться — не круглая…

— Небось вор хотел сотню упереть, — предположилСергей Петрович, — а второпях схватил лишнюю пачку. Причем чувствует онсебя совершенно безнаказанным. Я же вчера заявил, будто не знаю, сколько денегнаходится в столе.

— Может, все-таки лучше обратиться в милицию? —осторожно предложил я.

— Не пори чушь, — оборвал меня хозяин, — ясовершенно не собираюсь сажать за решетку родственников, сам накажу того, ктокрысятничает. И потом, как я обнародую сумму?

— Почему бы нет? Вы же состоятельный человек.

— Ваня, — с жалостью проговорилКузьминский, — это черный нал, деньги, припрятанные от налоговойинспекции. Поверь мне, лучше уж даже не искать вора совсем, чем озвучиватьколичество купюр в моем столе. Получу такую кучу проблем, такой геморрой…

Кузьминский замолчал и снова потянулся к сигаретам. Мне жена ум пришел неожиданный вопрос: отчего в нашем современном понимании слово«геморрой» является синонимом головной боли?

Выспаться мне так и не удалось. Тщательно вымывшись, я сунулскомканную одежду незнакомой старухи в пакет, с огромным облегчением облачилсяв костюм и поехал отчитываться перед Норой.

Ленка открыла мне дверь и воскликнула:

— Вы чегой-то похудели.

— Быть того не может, — ответил я, снимая ботинкии нашаривая тапки.

— Точно говорю, — настаивала она, — прямолицо кожей обтянулось, а глазья внутрь черепа провалились.

Я запихнул обувь повыше. Эту привычку приобрел с тех пор,как в доме появился кот Василий вместе со своей хозяйкой Мирандой.[2]Гадкое животное обожало использовать ботинки в качестве сортира. Но сейчас,слава богу, кота нет. Миранда учится в Лондоне, в закрытом колледже, а Василийи Филимон теперь живут у наших приятелей в загородном доме. Кстати, для тех, ктоне в курсе: Филимон — не мужчина и не мальчик, а простой кролик. Василия большенет в нашем доме, но привычка ставить ботинки высоко у меня осталась.

Стоило войти в кабинет, как Нора наехала на меня, в самомпрямом смысле слова — в кресле.

— Ты почему не берешь мобильный?

Я вздохнул. Вот еще одна проблема — сотовый пропал вместе спиджаком.

— Увы, я потерял его.

— Где?

Однако дурацкий вопрос. Знал бы где, пошел и взял бы.

— Понятия не имею, просто выронил на улице.

— Изволь сейчас же купить новый!

Я кивнул:

— Сегодня же отправлюсь в салон.

— Да уж, сделай милость, — злиласьЭлеонора, — а теперь выкладывай!

Выслушав мой рассказ, она побарабанила пальцами поподлокотнику кресла.

— Странно, однако. Сто десять кусков! Может, у кого-тоиз членов семьи имелись долги на эту сумму?

Я пожал плечами и напомнил:

— До этого бесследно испарились еще двадцать тысяч.Значит, в общей сложности сто тридцать.

— Ага, — протянула Нора, — сдается мне, укого-то были большие денежные проблемы, ну-ка, еще раз перечисли всех обитателей.

Я начал загибать пальцы:

— Белла и Клара…

— Этих можно смело сбрасывать со счетов, —самоуверенно заявила Нора.

— Почему?

— Они еще дети.

— Вовсе нет, — попытался возразить я, — однаходит в университет, вторая учится в институте, и они ненавидят друг другапо-взрослому…

— Ерунда, — бесцеремонно прервала меняЭлеонора, — ну зачем им столько денег?