Саму даму он нашёл в маленькой гостиной рядом с главным залом. Похоже, это было её личное владение и целиком плод её работы. В обстановке преобладали ситец и выцветший шёлк, а по всей комнате громоздилась щедрая россыпь подушек и множество медных горшков и хрустальных ваз. Кругом стояли миниатюрные фарфоровые статуэтки в галантных позах, наряженные в накидки, кринолины, панталоны и треуголки. Всё это в совокупности производило жутковатый, но слегка комичный эффект.

Миссис Осборн сидела на небольшом высоком диване, обитом жёлтым атласом. На ней было платье из тёмно-синего шифона с глубоким вырезом, узкой талией и широкой юбкой, которая очень аккуратно и симметрично расходилась по обе стороны, так что её складки напоминали створку раковины, на которой скользит по водной глади Венера с картины Боттичелли. На бледную шею она повязала нитку жемчуга, а к переду платья приколола изумрудную брошь в форме скарабея. Перед ней стоял небольшой столик, накрытый к послеобеденному чаю. Там были кувшины, серебряные графинчики, чашки из костяного фарфора, ножички, вилочки, ложечки. На изящных тарелочках были разложены кусочки разнообразных пирожных.

Страффорд окинул всё это взглядом, и сердце его ёкнуло. Блик отражённого света на боку чайника как будто злобно подмигнул ему. Он почувствовал прилив смущения при воспоминании о тех порывистых эмоциях, которые испытал во время прогулки. Любишь меня, так люби и мои милые безделушки.

– Вот вы где! – воскликнула миссис Осборн, обнажив в улыбке два ряда мелких и ровных зубов; на двух верхних передних виднелись следы помады. Она была вся в кружевах и оборках, как и столпившиеся вокруг неё вещицы, глаза её сверкали, а щёки пылали. Сердце Страффорда провалилось ещё глубже на целую сажень.

Миссис Осборн похлопала по месту на диване рядом с собой, приглашая его сесть. Он сделал вид, что не заметил. Вместо этого раздобыл стул, поставил его перед чайным столиком и флегматично опустился на него. Хозяйка на мгновение нахмурилась, недовольная таким отказом, но затем снова изобразила сияющую, но решительно безумную улыбку.

– Да, конечно, – пробормотала она, – конечно, так мы сможем смотреть друг другу в глаза. Так гораздо душевнее.

Ему подумалось, что эта женщина не то что «немного не в себе», а очевидно не дружит с головой.

Её волосы, которые с утра вяло висели и не завивались, теперь были уложены в изысканную причёску в духе восемнадцатого века. Надо лбом, подобно диадеме, пролегла толстая коса, а по бокам струились пучки кудрей, прикрывающие уши. Пятка носка Страффорда в туфле всё ещё была мокрой. Теперь влага стала тёплой, и это оказалось хуже, чем тогда, когда она была ледяной. Хотелось снова очутиться на улице, в сырой ночной темноте. Где угодно, только не в этой неправдоподобной комнате, где всё понарошку, а со всех сторон обступают всевозможные безделушки-побрякушки. Инспектор чувствовал себя Белым Кроликом.

– Позволите мне побыть вашей мамочкой? – спросила миссис Осборн и, не дожидаясь ответа, принялась разливать чай. – Один кусок или два?

– Не надо сахара, спасибо.

– Молока?

– Нет, спасибо.

– А-а! Вы предпочитаете чай без добавок. Прекрасно, я тоже. Вот, пожалуйста.

Она передала ему чашку, и та слегка задребезжала на блюдце. Он установил её на колене, пока не притрагиваясь к чаю.

– Миссис Осборн, – сказал он, – мне нужно поговорить с вами о вчерашней ночи.

– О вчерашней ночи?

– Да. Или о сегодняшнем утре – я имею в виду время, когда вы нашли отца Лоулесса. Ваш муж сказал, что вам не спалось и…

– Ох, – воскликнула она с оттенком горького веселья, – мне никогда не спится!

– Жаль это слышать. – На мгновение Страффорд замолчал, облизывая губы, а затем продолжил: – Но именно сегодня ночью, насколько я понимаю, вы были очень… очень обеспокоены – и поэтому спустились вниз. Расскажете мне, что именно произошло?

– Что произошло? – посмотрела она на него с видимым недоумением. – Что значит «что произошло»?

– В смысле, когда вы нашли отца Лоулесса, – терпеливо сказал он. – Хотелось бы узнать, зажигали ли вы свет?

– Свет?

– Да, электрический свет, – указал он на светильник над головой. Тот был снабжён розовым абажуром, размалёванным розами. – Включили ли вы его, когда зашли в библиотеку?

– А почему вы спрашиваете?

– Потому что мне интересно, насколько ясно вы видели тело – тело отца Лоулесса.

– Не понимаю, – пробормотала она, хмурясь и мечась туда-сюда, словно ища просветления в обоях или в какой-нибудь из своих фарфоровых статуэток.

Страффорд вздохнул.

– Миссис Осборн, сегодня рано утром вы спустились на первый этаж и нашли отца Лоулесса в библиотеке. Так? И он был мёртв. Вы это помните? Помните, как нашли его? Вы включили свет? Видели, как он умер? Видели кровь?

Она сидела неподвижно, молча, всё ещё в недоумении озираясь по сторонам.

– Наверно, так и было, – проговорила она неуверенно, слабым, словно откуда-то издали доносящимся голосом. – В смысле, если там была кровь, я, наверное, её видела, – внезапно она повернулась и уставилась прямо на него, – так ведь?

– Я вас как раз об этом и спрашиваю, – сказал инспектор. Ему казалось, что он пытается слой за слоем развернуть какую-то хрупкую вещь, обёрнутую неожиданно прочной папиросной бумагой. – Можете вспомнить?

Она покачала головой из стороны в сторону, как ничего не понимающий ребёнок, и при этом по-прежнему глядела на него. Затем встряхнулась и села очень прямо, откинув плечи назад и моргнув, как будто только что вышла из транса.

– Хотите пирожное? – спросила она, снова натянув на лицо прежнюю сияющую улыбку, словно карнавальную маску. – Это миссис Даффи испекла – я её специально попросила. – Её взгляд потемнел, и она внезапно надулась. – Уверена, они вышли очень вкусными, – раздраженно сказала она. – Пирожные у миссис Даффи всегда очень вкусные. Она, миссис Даффи, славится своими пирожными – о них говорят все, всё графство только и говорит, что о пирожных миссис Даффи!

Жирные переливающиеся слёзы навернулись у неё на глазах и, дрожа, зависли на нижних веках, но не упали. Страффорд, поддерживая чашку и блюдце одной рукой, протянул другую через стол, и женщина, сидящая перед ним, с по-детски торжественной нерешительностью подняла свою руку и вложила в его. Он почувствовал холод её ладони, ощутил под кожей тонкие косточки. Костяшки её пальцев были синими от стужи. Никто из них не говорил ни слова, оба лишь сидели и смотрели друг на друга, охваченные общей растерянной беспомощностью.

Дверь открылась со звуком, показавшимся Страффорду выстрелом, и вошёл полковник Осборн.

– Ах вот ты где! – сказал он, широко улыбаясь жене. – Я искал тебя повсюду, – он прервался, глядя на то, как они двое молча