– А как его фамилия? Она у него вообще есть?

– Как же, конечно, есть. Уэлч – так его зовут. Вы бы произнесли это слово как «Уолш», но мы здесь, в графстве Неотёсанных Чурбанов, говорим «Уэлч». Матушкой его была некая Китти Уэлч – или Уолш, если вы так настаиваете.

– Она всё ещё живёт здесь, в Баллиглассе?

– Нет. Она где-то в Англии. В Манчестере, полагаю.

– А где его отец?

Рек издал звучный, раскатистый смешок.

– Ну как вам сказать, – объяснил он, – наш Фонси, видите ли, представляет собой ещё один пример известного в своём роде редкого явления – непорочного зачатия. Редкого, говорю я, однако в действительности Вифлеемская звезда необычайно часто восходит над плодородными нивами нашей земли, и я уверен, вам это хорошо известно.

Он сделал паузу и снова издал зубами давешний всасывающий звук. Это был своего рода свист навыворот.

– Перед тем как уехать, Китти отдала его в приют – в городе её за это осудили, но какой у неё был выбор? – а когда сынок достаточно подрос, чтобы научиться махать кулаками, он стал буйным и был сослан в исправительную колонию на западе, в место под названием Каррикли, известное и внушающее страх всем юным правонарушителям, – вы, несомненно, о нём слыхали? Когда спустя годы он вышел, какое-то время за ним присматривали мы с леди Рек. Я взял его подмастерьем на разделку мяса, но у него не хватило на это духу. Ну не поднималась у парнишки рука забивать несчастных бессловесных созданий, как, в общем-то, и мне это не то чтобы шибко по нраву, но я действую по принципу: если ты готов съесть их на обед, так уж, будь добр, будь готов и кровь пролить. Как бы то ни было, настал день, и наш Фонси ушёл от нас из «Снопа», и в следующий раз, когда мы услышали о нём, он жил в каком-то вагоне в Баллигласском лесу и присматривал за лошадьми их высокоблагородий в Баллигласс-хаус. Он до сих пор то и дело выполняет для меня поручения, – он снова сделал паузу, покачав своей большой гладкой шаровидной головой. – Бедный Фонси, он живёт трудной жизнью и заслуживает лучшего.

– Почему он ушёл? – спросил Страффорд.

– Почему он оставил миссис Рек и меня? Да кто ж его знает? Пути дикой природы неисповедимы, а Фонси – это же сама дикость во плоти. Одному только Господу Богу известно, что с ним делали в Каррикли. Рассказывать он не хотел, ну, я и выведывать бросил. Однако шрамы проявлялись как физические, так и духовные.

Сквозь прореху в облаках низко на западной стороне неба показалось заходящее солнце, озаряя окрестности тёмно-золотым светом.

Рек спросил:

– Насколько нескромно было бы поинтересоваться, по какому делу вы вели в лесу беседу с юным Фонси?

– О, я разговариваю с очень многими людьми. Именно в этом и состоит работа детектива. Унылое занятие.

– Стало быть, вы не придерживались «определённой оперативной версии», как пишут в газетах?

– Нет-нет. Пока никаких оперативных версий.

За поворотом они чуть было не наткнулись на стадо овец, которых пас мальчик, закутанный в пальто – оно было ему слишком велико и подпоясано на талии мотком жёлтой бечёвки. Рек остановил фургон, и двое мужчин сели на мель посреди движущегося моря грязно-серой шерсти. Страффорд лениво изучал окруживших их животных, любуясь их аристократически удлинёнными мордами и аккуратными копытцами, похожими на резные крупицы угля, на которых они так изящно бежали. Также его поразили их выпуклые и весьма осмысленные на вид блестящие чёрные глаза, выражающие стоическое смирение с оттенком неизбывного стыда за свою нелёгкую долю, – глаза отпрысков древнего рода, бесславно гонимых по просёлочной дороге сопливым сорванцом с палкой.

– Интересное существо – овца, – заметил Джеремия Рек. – Их крик «не изменился со времён Аркадии»[13] – думаю, я прав. Позвольте полюбопытствовать, сэр, являетесь ли вы книгочеем?

– Я читаю, когда у меня есть время.

– А-а, на это следует находить время! Книга – одно из величайших изобретений человечества как вида. – Овцы прошли дальше, и мясник включил коробку передач. – Вы сами не уроженец этих мест, – сказал он. Это был не вопрос.

– Да, но и не таких уж дальних краёв – я из Розли.

– За Нью-Россом? Ну что ж, по крайней мере, вы из Уэксфорда.

Страффорд улыбнулся про себя: его позабавило это «по крайней мере».

Они поехали дальше. Страффорд находил успокоение в звуке шипящих в слякоти шин фургона.

– Я так понимаю, о смерти отца Лоулесса вы уже слышали, – сказал он.

– О, разумеется, слышал, слышал. В этих краях новости разлетаются быстро. Что же в итоге случилось с беднягой?

– Что ж, он умер.

– Вот это я называю неожиданным ответом, – сказал Рек, – если это вообще ответ. – Некоторое время он просидел, насвистывая сквозь зубы. Со временем эта привычка начинала вызывать раздражение. Страффорд понял, что ему следует посочувствовать миссис Рек. – Говорят, он упал с лестницы посреди ночи, – продолжал мясник, – но если хотите знать моё мнение, я бы предположил, что дело не только в этом.

– Что вы говорите?

– Да-да. Например, сомнительно, чтобы дублинские власти прислали инспектора сыскной полиции для расследования несчастного случая, не так ли? Такое дело досталось бы вашему местному коллеге.

– Сержанту… Рочфорду, так?

– Рэдфорду, – усмехнулся Рек. – Нашему отважному Дэну – настоящему мужику, шерифу Дэдвудского ущелья[14].

– Я с ним незнаком, – сказал Страффорд, глядя на заснеженные деревья, проносящиеся мимо окна. – Кажется, ему нездоровится.

– Нездоровится? – поджал губы Рек. – Что, правда? Хм-м-м…

Страффорд уже догадался о природе недомогания Рэдфорда.

– Мне передали, что у него грипп, – сказал он.

– А-а. Грипп… Он ходит по всей округе – был и у миссис Рек, но она выздоровела. Меня самого пока что обходил стороной. – Он прервался и вновь принялся насвистывать. – Знаете, что Рэдфорды потеряли сына?

– Потеряли?

– Он утонул. Ещё совсем молодой человек…

Страффорд снова повернулся и посмотрел в окно. Мёртвый сын, отец, оставшийся один на один со своим горем…

– Очень грустная история, – сказал он.

Свист Река, подумал он, напоминает звук закипающего чайника.

– Значит, об отце Фонси нет никаких сведений, – сказал он. – Это так?

– Что ж, Китти Уэлч наверняка что-то знает, но ничего не говорит. Что до моего мнения, у меня есть кое-какие подозрения, но я держу их при себе. Бедняжка Китти вовсе не была плохой девочкой, просто отличалась некоторым легкомыслием в особенности при полной луне. Вам надлежит её простить – хотя в нашем приходе это мало кому удалось. –