попал сюда, в лесную чащу, даже вообразить было невозможно. В углу скруглённой крыши торчала высокая металлическая труба, кривая и комичная, похожая на обшарпанную шляпу-цилиндр, из которой вяло вырывались клубы грязно-серого дыма.

Перед дверью в качестве ступеньки был установлен отпиленный брусок железнодорожной шпалы.

На земле слева виднелось круглое неровное пятно крови диаметром около трёх футов. Свежая кровь, такая яркая на фоне снега, напомнила Страффорду о чём-то, что он опознал лишь через несколько секунд. Это было кроваво-красное, телесно-белое, соблазнительное яблоко Злой Мачехи. Вот уж не думал он, что встретит сегодня Белоснежку, полулежащую здесь на своём девственном ложе. Он вышел из-за стены деревьев и пересёк поляну. Подошвы резиновых сапог скрипели на снегу. Звук этот, который было никак не заглушить, известил бы о его приближении любого, кто бы ни находился внутри фургона.

Дверь была оснащена старой автомобильной ручкой, изъеденной ржавчиной и исцарапанной. Страффорд занёс руку и сжал кулак, но прежде чем успел постучать, дверь внезапно распахнулась с такой силой, что во избежание удара пришлось проворно отступить в снег. В проёме маячила фигура, похожая на медвежью. Он её узнал. Мощные плечи, широкий лоб, рыжие волосы, отливающие бронзой в свете дверного проёма. Фонси – тот самый бездомный парень, в комбинезоне, шипованных ботинках, грязной шерстяной жилетке и кожаной куртке с траченным молью меховым воротником.

Страффорду потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Он представился, не называя должности. Молодые люди вроде Фонси относятся к полицейским с некоторой опаской. Инспектор взглянул на пятно крови на земле.

– Охотились, да?

– Я не браконьерил, – буркнул Фонси. – У меня разрешение есть.

– Я и не говорил, что вы занимаетесь браконьерством, – ответил Страффорд. – Просто, – он снова взглянул на пятно на снегу, – судя по количеству крови, вы, должно быть, поймали какого-то крупного зверя. – Он шагнул вперёд и поставил одну ногу на импровизированную ступеньку. – Слушайте, не возражаете, если я зайду на минутку? А то на улице холодно.

Фонси некоторое время раздумывал, насколько неразумно будет отказать ему войти, и решил, что лучше этого не выяснять. Он был молод, вероятно, не старше восемнадцати-девятнадцати лет, подозрителен и раним, несмотря на массивное телосложение. У него отсутствовал передний зуб. Чёрная прямоугольная щель резко бросалась в глаза и смахивала на вход в глубокую пещеру, видимый с дальнего края долины. Страффорд подумал, что эта особенность внушает ему особенную тревогу.

Внутри вагончика пахло парафином, свечным жиром и тухлым мясом, потом, дымом и грязными носками. Под окном, на столике – столик этот был ничем иным, как полкой, обитой ламинатом, прикреплённой к стене и опирающейся на две передние ножки, – на листе мясницкой бумаги лежал освежёванный и предварительно обжаренный кролик, готовый к приготовлению.

– Пожалуй, не такой уж и крупный зверь, – заметил Страффорд. Фонси таращился на него, сдвинув брови и явно ничего не понимая. Инспектор улыбнулся. – Я, похоже, прервал ваш обед.

– Я только минуту назад плиту затопил, – ответил Фонси. Отсутствие зуба придавало ему едва уловимую свистящую шепелявость. Он кивнул на пузатую печку, за закопчённой дверцей которой шипело слабое пламя. Несколько поленьев были прислонены по кругу к её выпуклым бокам. – Жду вот, пока дрова просохнут.

Он закрыл дверь вагончика, и в закрытом помещении зловонные испарения навалились на Страффорда с удвоенной силой. Он пытался дышать через рот, но запахи всё равно никуда не делись.

Инспектор сходу окинул помещение взглядом. Казалось, все вещи как бы ужались в размере, чтобы уместиться в столь ограниченном пространстве. По обе стороны от заднего окна стояли две обращённые друг к другу узкие койки, высокий неглубокий шкаф из блестящей фанеры и пара старинных венских стульев. В передней части находилось что-то вроде тесной кухонки. На маленьком столике с длинными ножками стояла миниатюрная плитка, соединенная резиновой трубкой с жёлтым газовым баллоном под столом. Ещё были раковина и сушилка с крючками, на которых можно было развешивать чашки и немногочисленную кухонную утварь.

Страффорд почувствовал, что громадный детина наблюдает за ним, и услышал его дыхание. Обернулся к нему, более отчётливо разглядев мешковатость комбинезона и пятна разных цветов на жилете, и тело, будто крошечным и молниеносным электрическим разрядом, пронзило уколом жалости. Фонси. Надо полагать, от «Альфонс». Он казался большим растерянным ребёнком, беспризорником, который заблудился в чаще леса. Как он дошёл до одинокой жизни в этом пустынном месте?

А родители, наградившие его этим нелепым именем – Альфонс! Интересно, что с ними стало?

– Слышали, что произошло в доме? – спросил Страффорд. – Знаете, что там убили священника?

Фонси кивнул. Глаза у него были желтовато-зелёные с мутноватым отливом и окаймлялись непропорционально длинными ресницами, по-девичьи загнутыми вверх. Широкий лоб усеивала яркая россыпь прыщей, а на одной стороне нижней губы виднелась кровоточащая язвочка, которую он всё время ковырял. К остальным запахам примешивался его собственный резкий дух – букет из кожи, сена, конского навоза и бурлящих гормонов.

Руки у него были огромные и красные от холода – он только что закончил разделывать кролика. Смогли бы они, эти руки, ударить человека ножом в шею и изуродовать тело прямо на месте падения? Впрочем, руки – это всего лишь руки, размышлял Страффорд. Был ли сам Фонси способен на убийство священника?

Потянувший откуда-то сквозняк донёс со стола, где багровой кучкой громоздилась кроличья тушка, особенно терпкий душок.

– Скажите мне, Фонси, – непринуждённо спросил Страффорд, – где вы были вчера ночью? – Он снова с нарочитой рассеянностью огляделся вокруг. – Вы были здесь? Спали здесь?

– Я всегда здесь, – без затей ответил Фонси. – Где мне ещё быть-то?

– Так это ваш дом, да? А что же ваши родные, где живут они?

– Нету у меня никого, – сказал парень без малейшего надрыва, холодно констатируя этот голый факт.

Он хлебнул горя, это было ясно. Страффорд прямо-таки физически чувствовал тупую, непреодолимую боль, терзающую мальчика. Практически улавливал её запах, так же как густой, парной смрад от мяса на столе.

– Вы из города? – спросил Страффорд. Фонси снова вылупил на него пустые глаза. – В смысле, родились здесь, в Баллиглассе?

Парень отвернулся и что-то пробормотал себе под нос.

– Что вы сказали? – переспросил Страффорд, сохраняя дружелюбный, успокаивающий тон.

– Да не знаю, говорю, откуда я взялся.

На это было нечего сказать.

Поначалу Страффорд предположил, что парень, должно быть, умственно отсталый. Однако теперь он увидел, что, несмотря на неуклюжую походку и нескладное телосложение (сложен он был, как буйвол, наделён мощными плечами и грудью, а также настолько высок, что ему приходилось наклонять голову, лишь бы поместиться под низким потолком вагончика), он был обманчиво-насторожен и даже не