Мэри Кавендиш, стоя там, где лестница раздваивалась,смотрела вниз, в холл, в том направлении, где исчез детектив.

– Что случилось с вашим экстраординарным другом, мистерГастингс? Он только что промчался мимо меня, словно обезумевший бык.

– Он чем-то очень расстроен, – заметил янерешительно, не зная, насколько, по мнению Пуаро, могу быть откровенным.Увидев слабую улыбку на выразительных губах миссис Кавендиш, я постаралсясменить тему: – Они еще не встретились, не так ли?

– Кто?

– Мистер Инглторп и мисс Ховард.

Мэри посмотрела на меня довольно странным взглядом:

– Вы думаете, произойдет нечто ужасное, если онивстретятся?

– Гм… а вы разве так не думаете? – отреагировал я,захваченный врасплох.

– Нет. – Она спокойно улыбалась. – Я хотелабы посмотреть хорошую ссору. Это очистило бы воздух. В настоящее время мы всетак много размышляем и так мало говорим.

– Джон так не думает, – заметил я. – Онсчитает, что их надо держать подальше друг от друга.

– О-о!.. Джон!..

Что-то в ее тоне возмутило меня.

– Старина Джон – очень хороший парень! –воскликнул я с жаром.

Минуту-другую Мэри изучающе, пристально смотрела мне вглаза, а затем, к моему величайшему удивлению, сказала:

– Вы очень лояльны к вашему другу. И за это мненравитесь.

– Разве вы не мой друг?

– Я очень плохой друг, – ответила она.

– Почему вы так говорите?

– Потому что это правда. Один день я очаровательна смоими друзьями, а на следующий совершенно о них забываю.

Не знаю, что именно меня вынудило, но я был уязвлен еесловами и глупейшим образом бестактно заявил:

– Однако вы, похоже, неизменно очаровательны с докторомБауэрштейном, – и сразу же пожалел о своей несдержанности.

Ее лицо стало совершенно непроницаемым. У меня было такоевпечатление, будто стальной занавес закрыл меня от этой женщины. Не сказавбольше ни слова, она повернулась и стала быстро подниматься по лестнице, а яостался стоять как идиот, глупо глядя ей вслед.

Я пришел в себя, услышав ужасный шум внизу – что-то, громкообъясняя, кричал Пуаро. Меня раздосадовала мысль, что вся моя дипломатияоказалась напрасной. Похоже, мой друг сообщил конфиденциальные сведения всемудому. Это заставило меня усомниться в его рассудительности, и я с сожалениемподумал, что в моменты возбуждения он склонен терять голову. Я быстро спустилсяпо лестнице. При виде меня Пуаро сразу же успокоился. Я отвел его в сторону.

– Дорогой мой, разумно ли это? Что вы делаете? Вы ведьне хотите, чтобы наши сведения стали достоянием всего дома? Собственно говоря,вы играете на руку преступнику!

– Вы так думаете, Гастингс?

– Я в этом уверен.

– Ладно, ладно, друг мой! Я буду руководствоватьсявашими советами.

– Хорошо, хотя, к сожалению, теперь уже слишком поздно.

– Конечно.

Он выглядел таким удрученным и сконфуженным, что мне сталожаль его, несмотря на то что высказанный мною упрек я считал справедливым иуместным.

– Ну что же, пойдемте, друг мой! – предложилнаконец Пуаро.

– Вы здесь все закончили?

– Да, на данный момент. Вы пойдете вместе со мной додеревни?

– Охотно!

Он взял свой маленький чемоданчик, и мы вышли черезфранцузское окно гостиной. Цинтия Мёрдок как раз входила в комнату, и Пуаро,пропуская ее, шагнул в сторону.

– Извините, мадемуазель, одну минутку!

– Да? – повернулась она, вопросительно взглянув нанего.

– Вы когда-нибудь готовили лекарства для миссисИнглторп?

– Нет, – ответила Цинтия и слегка вспыхнула.

– Только ее порошки?

Румянец на щеках Цинтии стал гуще.

– О да! Однажды я приготовила для нее снотворныепорошки.

– Вот эти? – Пуаро вынул пустую коробочку из-подпорошков.

Она кивнула.

– Вы могли бы сказать, что это было? Сульфонал?Веронал?

– Нет, бромид.

– О! Благодарю вас, мадемуазель. Всего доброго!

Быстро удаляясь от дома, я с удивлением поглядывал на Пуаро.Мне и раньше доводилось замечать, что, когда он бывал возбужден, глаза егостановились зелеными, как у кошки. Сейчас они сверкали, словно изумруды.

– Друг мой, – заговорил наконец Пуаро. – Уменя появилась идея. Очень странная идея, возможно, абсолютно невероятная. Ивсе-таки… она подходит!

Я пожал плечами и про себя подумал, что слишком уж онувлекается своими фантастическими идеями. А в данном случае все так ясно ипонятно. Но заговорил я о другом:

– Значит, разговор с Цинтией объяснил отсутствиесоответствующей наклейки на коробочке? Как вы и предполагали, загадка оказаласьсовсем простой! Удивляюсь, как я сам об этом не подумал!

Но Пуаро, похоже, меня не слушал.

– Они сделали еще одно открытие. Là-bas![27] – Он выразительно показал большим пальцем через плечо внаправлении Стайлз-Корт. – Мне сказал об этом мистер Уэллс, когда мыподнимались по лестнице.

– Какое же?

– В запертом письменном столе в будуаре они нашлизавещание миссис Инглторп, составленное еще до ее второго замужества, покоторому она все оставляла Алфреду Инглторпу. Завещание, очевидно, былосоставлено, как только состоялась помолвка. Это явилось сюрпризом для Уэллса… идля Джона Кавендиша тоже. Завещание написано на специальном бланке, асвидетелями были двое слуг… не Доркас.

– Мистер Инглторп знал об этом?

– Говорит, что нет.

– Вряд ли этому можно верить! – заметил яскептически. – Все эти завещания прямо-таки вызывают замешательство! Акстати, каким образом нацарапанные на конверте слова помогли вам узнать, чтопоследнее завещание было составлено вчера после полудня?

Пуаро улыбнулся:

– Друг мой, случалось ли вам иногда забывать, какправильно пишется какое-нибудь слово?

– Да, и нередко. Думаю, такое случается с каждым.