– Давайте… просите! – произнесла эта леди, глядяна него с некоторым неодобрением.

– Я надеюсь на вашу помощь.

– С удовольствием помогу вам повесить Алфреда, –грубо ответила она. – Хотя виселица слишком хороша для него. Его следуетчетвертовать, как в старые добрые времена.

– Значит, мы думаем одинаково, – заявилПуаро. – Так как я тоже хочу повесить преступника.

– Алфреда Инглторпа?

– Его или кого-то другого.

– Никого другого не может быть! Пока он не появился,никто бедняжку Эмили не убивал. Я не говорю, что она не была окруженаакулами, – была! Но они охотились только за кошельком Эмили. Ее жизниничто не угрожало. Однако появляется мистер Алфред Инглторп, и через два месяца– hey presto![23] – Эмили нет в живых!

– Поверьте мне, мисс Ховард, – очень серьезнопроизнес Пуаро. – Если мистер Инглторп действительно убийца, он от меня неуйдет. Клянусь честью, я повешу его так же высоко, как повесили Амана![24]

– Это уже лучше! – с энтузиазмом воскликнула миссХовард.

– Но я должен просить, чтобы вы мне доверяли. Я скажувам почему. Потому что в этом доме траура вы – единственная, чьи глазапокраснели от слез.

Мисс Ховард мигнула, и в ее грубом голосе появилась другаянотка:

– Если вы хотите сказать, что я ее любила… Да, любила.Знаете, Эмили была, конечно, на свой манер, старая эгоистка. Она была оченьщедрой, но всегда ждала ответа на свою щедрость, никогда не позволяла людямзабыть, что она для них сделала… Поэтому окружающие не платили за ее щедростьлюбовью. Но не думайте, что Эмили это когда-нибудь понимала или чувствоваланедостаток любви. Надеюсь, наши с ней отношения, во всяком случае, строились надругой основе. С самого начала я твердо поставила на своем: «Я вам стоюстолько-то фунтов в год. Хорошо! Но ни пенса больше… ни пары перчаток, нибилета в театр!» Она не понимала… иногда, бывало, обижалась. Говорила, что яглупая гордячка. Это было не так… но объяснить я не могла. Как бы то ни было, ясохраняла свое достоинство. Так что из всей компании я была единственной, ктомог себе позволить любить ее. Я заботилась о ней, оберегала, охраняла ее от нихвсех… А потом является этот бойкий на язык мерзавец, и – пу-уф-ф! – всегоды моей преданности превращаются в ничто!

Пуаро сочувственно кивнул:

– Я понимаю, мадемуазель, понимаю все, что вычувствуете. Это вполне естественно. Вы считаете, что мы слишком апатичны,бездеятельны, что нам не хватает душевного жара и энергии… Но, поверьте мне,это не так.

В этот момент Джон просунул в дверь голову и пригласил насобоих подняться в комнату миссис Инглторп, так как они с Уэллсом закончилиразбирать бумаги в будуаре.

Когда мы поднимались по лестнице, Джон оглянулся на дверь встоловую и, понизив голос, доверительно проговорил:

– Послушайте, я не представляю, что случится, когда этидвое встретятся…

Я беспомощно покачал головой.

– Я сказал Мэри, чтобы она, если сможет, держала ихдруг от друга подальше, – продолжил Джон.

– Сможет ли она это сделать?

– Один господь знает! Конечно, ясно, что Инглторп и сампостарается с ней не встречаться.

– Ключи все еще у вас, Пуаро, не так ли? – спросиля, когда мы подошли к дверям запертой спальни.

Взяв у него ключи, Джон открыл дверь, и мы все вошли внутрь.Адвокат направился прямо к столу, Джон последовал за ним.

– По-моему, все важные бумаги мать держала в этомпортфеле.

Пуаро вынул из кармана небольшую связку ключей.

– Разрешите! Сегодня утром я из предосторожности егозапер.

– Но сейчас он не заперт.

– Не может быть!

– Посмотрите! – Джон раскрыл портфель.

– Mille tonnerres![25] – воскликнулошеломленный Пуаро. – Ведь оба ключа все это время находились в моемкармане! – Он бросился к портфелю и неожиданно застыл. – Ehvoilà une affaire![26] Замок взломан.

– Что?

Пуаро опустил портфель.

– Но кто же его взломал? Почему? Когда? Ведь дверь былазаперта! – воскликнули мы все в один голос.

На посыпавшиеся вопросы Пуаро ответил по порядку, почтимеханически:

– Кто – это вопрос. Почему? О, если бы я только знал!Когда? После того, как я был здесь час тому назад. Что же касается запертойдвери… В ней простой замок. Возможно, подходит ключ от какой-то другой двери,выходящей в коридор.

Мы непонимающе смотрели друг на друга. Пуаро подошел ккамину. Внешне он казался спокойным, но я заметил, что руки у него сильнодрожали, когда он по своей привычке стал из любви к порядку и симметриипереставлять на каминной полке вазы.

– Послушайте, это было так, – наконец заговорилПуаро. – В этом портфеле находилась какая-то улика… Может быть, незначительнаясама по себе, но достаточно опасная, так как помогла бы нам связать личностьубийцы с совершенным им преступлением. Для него было очень важно уничтожить этуулику, пока ее не обнаружили. Поэтому он пошел на риск – большой риск! – иявился сюда. Найдя портфель запертым, он вынужден был взломать замок и такимобразом выдал, что побывал здесь. Должно быть, эта улика имела для него оченьбольшое значение, коли он так рисковал.

– Но что это могло быть?

– О! – воскликнул Пуаро, сердито вскинувруки. – Этого я не знаю! Без сомнения, какой-то документ, а возможно,клочок бумаги, который видела Доркас в руках миссис Инглторп после полудня. Ия… – Гнев Пуаро вырвался наружу. – Жалкое животное! Я не могдогадаться! Вел себя как сумасшедший! Я не должен был оставлять этот портфельздесь. Нужно было унести его с собой. Ах! Трижды глупец! А теперь уликаисчезла. Она уничтожена… или нет? Может быть, еще есть шанс?… Мы не должныоставить ни одного камня неперевернутым… – И он как безумный выскочил изкомнаты.

Придя в себя, я решил последовать за ним, но к тому времени,когда выбежал на лестницу, Пуаро уже не было видно.