Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А маленькая Цинтия? Она подозревала. Мне показалось, что онавыглядит очень усталой и больной. Вялость и некоторая неловкость ее манер былиочень заметны. Я спросил, не больна ли она.
– Да, у меня ужасно болит голова, – призналасьЦинтия.
– Не хотите ли еще чашку кофе, мадемуазель? –участливо предложил Пуаро. – Это восстановит ваши силы. Кофе незаменим приmal de tête![18] – Он вскочил и взял ее чашку.
– Без сахара, – попросила Цинтия, видя, что Пуаропотянулся за щипчиками, намереваясь положить ей сахар.
– Без сахара? Вы отказались от него в военное время, да?
– Нет, никогда не пью кофе с сахаром.
– Sacre![19] – пробормотал Пуаро,передавая ей наполненную чашку.
Никто, кроме меня, этого не слышал. Я с удивлением посмотрелна моего друга. Его лицо отражало сдерживаемое возбуждение, а глаза стализелеными, как у кошки. Так было всегда, стоило ему увидеть или услышать нечтоважное. Но что привело его в такое состояние? Обычно я не отношу себя ккатегории глупцов, однако должен признаться, что ничего необычного не заметил.
В следующую минуту открылась дверь и появилась Доркас.
– Сэр, вас хочет видеть мистер Уэллс, – обратиласьона к Джону.
Я вспомнил это имя. Оно принадлежало адвокату, которомуписала миссис Инглторп накануне своей гибели.
Джон немедленно поднялся:
– Проводите его в мой кабинет! – Затем обратился кнам. – Это адвокат моей матери, – объяснил он и добавил более тихо: –Уэллс также является коронером.[20] Вы понимаете. Может быть,вы хотите пойти со мной?
Мы согласились и вместе с ним вышли из комнаты. Джон шелвпереди, и я, воспользовавшись случаем, прошептал Пуаро:
– Значит, все-таки будет следствие?
Пуаро с отсутствующим видом кивнул. Он казался настолькопогруженным в свои мысли, что меня охватило любопытство.
– В чем дело? Вы не слушаете, что я говорю!
– Это правда, друг мой. Я крайне озабочен.
– Почему?
– Потому что мадемуазель Цинтия пьет кофе без сахара.
– Что? Вы не хотите говорить серьезно?
– Однако я очень серьезен. О, есть что-то, чего я непонимаю… Мой инстинкт был верен.
– Какой инстинкт?
– Тот, что вынудил меня настоять на проверке кофейныхчашек. Chut![21] Ни слова больше!
Мы прошли за Джоном в его кабинет, и он закрыл за намидверь.
Мистер Уэллс оказался приятным человеком средних лет, спроницательными глазами и типичным для адвоката поджатым ртом. Джон представилнас обоих и объяснил причину нашего присутствия.
– Вы понимаете, Уэллс, – добавил он, – чтовсе это строго секретно. Мы все еще надеемся, что не возникнет необходимости врасследовании.
– Конечно, конечно, – успокаивающе произнес мистерУэллс. – Мне хотелось бы избавить вас от боли и огласки, связанных сдознанием, но это абсолютно невозможно без свидетельства докторов о смерти.
– Да, я понимаю.
– Умный человек этот Бауэрштейн и, насколько мнеизвестно, большой авторитет в области токсикологии.
– В самом деле? – довольно натянуто спросил Джон.И, немного помолчав, он нерешительно добавил: – Мы должны выступить в качествесвидетелей?… Я имею в виду… мы все?
– Разумеется. Вы и… гм… мистер… гм… Инглторп. –Возникла небольшая пауза, прежде чем адвокат продолжил в своей успокаивающейманере: – Все другие показания будут лишь подкрепляющими, простая формальность.
– Я понимаю.
Едва заметное выражение облегчения мелькнуло на лице Джона.Это меня удивило, потому что я не видел для этого никакой причины.
– Если вы не имеете ничего против, – продолжилмистер Уэллс, – я думаю, мы займемся этим в пятницу. Это даст намдостаточно времени для того, чтобы получить заключение докторов. Вскрытиедолжно произойти, полагаю, сегодня?
– Да.
– Значит, пятница вас устроит?
– Вполне.
– Излишне говорить, дорогой мой Кавендиш, как я огорченэтим трагическим событием.
– Вы не могли бы, мсье, помочь нам во всем этомразобраться? – вступил в разговор Пуаро, заговорив впервые с тех пор, какмы вошли в кабинет.
– Я?
– Да, мы слышали, что миссис Инглторп в последний вечернаписала вам письмо. Сегодня утром вы должны были уже получить его.
– Я его получил, но оно не содержит никакой информации.Это просто записка, в которой она просит посетить ее сегодня утром, так какхочет получить совет по очень важному вопросу.
– Она не намекала по какому?
– К сожалению, нет.
– Жаль, – сказал Джон.
– Очень жаль, – мрачно согласился Пуаро.
Последовало молчание. Пуаро по-прежнему был задумчив.Наконец он снова обратился к адвокату:
– Мистер Уэллс, я хотел бы спросить вас, если это непротиворечит профессиональному этикету. Кто наследует деньги миссис Инглторп вслучае ее смерти?
Мгновение поколебавшись, адвокат ответил:
– Это очень скоро станет известно всем, так что еслимистер Кавендиш не возражает…
– Нисколько, – перебил его Джон.
– Я не вижу причины не ответить на ваш вопрос. В своемпоследнем завещании, датированном августом прошлого года, после всех небольшихсумм, предназначавшихся слугам, она все оставила своему приемному сыну –мистеру Джону Кавендишу.
– Не было ли это – извините мой вопрос, мистерКавендиш, – довольно несправедливо по отношению к мистеру ЛоуренсуКавендишу?
– Нет, я так не думаю. Видите ли, по условиям завещанияих отца, Джон наследует недвижимость, а Лоуренс после смерти приемной материполучит значительную сумму денег. Миссис Инглторп оставила деньги своемустаршему приемному сыну, зная, что он должен будет содержать Стайлз. По-моему,это было очень справедливое и беспристрастное распределение.