— Только до шестнадцати можно. Впрочем, ясобираюсь в шестнадцать уезжать на учебу в Кембридж.

Я чуть не поперхнулась.

— Это достаточно дорого, Макар.

— Знаю. Все запланировано пять лет назад, небеспокойтесь.

Наверняка, сын какого-нибудь нувориша. У них ивпрямь все запланировано.

— Основательный подход. Там и останешься?

— Нет, зачем? Получу достойное образование, ивернусь в Россию.

Очень серьезный ребенок. Что ни говори, асреди людей порой попадаются забавные экземпляры. Жалко, что не могу сейчаспротестировать его на способности Иного… такие ребята нам нужны.

Вслед за своим провожатым я свернула свымощенной квадратными каменными плитками дорожки на узкую тропинку.

— Здесь короче, — объяснил мальчик. — Небеспокойтесь, я тут все знаю…

Я молча шла за ним — было темновато,приходилось полагаться лишь на человеческие способности, но его белая рубашкаслужила надежным ориентиром.

— Вон, огонек видите? — спросил Макар,оборачиваясь. — Прямо на него идите, а я побежал…

Похоже, мальчик просто-напросто решил надомной подшутить… до огонька было метров триста по густо заросшему парку. Будетему повод похвастаться перед друзьями: завел новенькую воспитательницу в кусты,и там бросил…

Но едва Макар сделал шаг в сторону, какзацепился за что-то ногой и с удивленным возгласом упал. Я даже злорадствоватьне стала — так это было смешно.

— Ну вот, а говорил «все знаю», — неудержалась я.

Он даже не ответил — сопел, растирая разбитуюколенку. Я присела рядом, заглянула в глаза:

— А ведь ты надо мной хотел подшутить. Верно?

Парнишка взглянул на меня — и быстро отвелглаза. Пробормотал:

— Извините…

— Над всеми так шутите? — спросила я.

— Нет…

— Чем же я удостоилась такой чести?

Он ответил не сразу.

— У вас вид был… очень самоуверенный.

— Еще бы, — легко согласилась я. — Добираласьс приключениями. Чуть не убили по дороге, честное слово! Но выкарабкалась. Скаким же еще видом мне ходить?

— Извините…

С него окончательно слезла и вся серьезность,и вся самоуверенность. Присев рядом я попросила:

— Покажи коленку.

Он убрал руки.

Сила. Я знала, что она есть. Я почтичувствовала ее, бьющую из мальчишки силу: рожденную болью, обидой, стыдом,острую и чистую… Я почти могла ее взять — как любая темная Иная, чья сила —чужая слабость.

Почти могла.

Все-таки это было еще не то, что надо. Макарсидел, стиснув зубы, и не издавая ни звука. Держался — и держал силу в себе.Это — слишком много для меня сейчас…

Я достала из сумочки тонкий фонарик-ручку,посветила.

— Ерунда. Хочешь, пластырем залеплю?

— Да не надо, само пройдет…

— Как знаешь, — я поднялась, посветила вокруг.Да, трудновато будет найти дорогу к теплеющему вдали окошку… — Ну так что,Макар? Убегаешь? Или проводишь меня все-таки?

Он молча встал и пошел вперед, я двинулась заним. Уже у самого здания, оказавшегося совсем не маленьким — двухэтажныйкаменный особнячок с колоннами, Макар спросил:

— Расскажите дежурному?

— Про что? — я засмеялась. — Вроде как ничегоне было, мы мирно прогулялись по аллее…

Он посопел секунду, потом сказал еще раз,причем куда с большей искренностью:

— Извините. Я глупую шутку придумал.

— Лечи коленку, — посоветовала я. — Промыть незабудь, и йодом смажь.

За стенкой шумела вода — дежурный по лагерю,извинившись, вышел умыться. Разбудила я человека, мирно дремавшего под сипениедрянного китайского магнитофона. Не понимаю только, как спать под Высоцкого?Впрочем, на этой мыльнице только бардов и можно слушать.

— Будут и стихи и математика,

Почести, долги, неравный бой…

Нынче ж оловянные солдатики

Здесь, на старой карте, встали в строй.

Лучше бы уж он держал в казарме их,

Но как на войне, так на войне —

Падают бойцы в обоих армиях

Поровну на каждой стороне.

— Все, прошу прощения… — Дежурный вышел изкрошечной ванной, еще вытирая лицо казенным вафельным полотенцем. — Смориломеня.

Я понимающе кивнула. Магнитофон продолжалиграть, услужливо добавляя Высоцкому лишней хрипотцы:

— Может быть пробелы в воспитании,

Иль в образованье слабина?

Но не может выиграть компании

Та или иная сторона.

С совестью проблемы окаянные,

Как перед собой не согрешить?

Тут и там солдаты оловянные,

Как решить, кто должен победить…

Поморщившись, дежурный по лагерю убавил звукпочти до неразличимости. Протянул руку:

— Петр.

— Алиса.

В его рукопожатии, крепком, будто он смужчиной здоровался, сразу чувствовалась дистанция. «Только-рабочие-отношения…»

Ну и прекрасно. Особого вдохновения этотневысокий, худощавый, сам на подростка похожий человек у меня не вызывал.Разумеется, я собиралась завести на время отдыха любовника, но лучшекого-нибудь помоложе и посимпатичнее. Петру же было никак не меньше тридцатипяти, и даже без способностей Иного его можно было читать как открытую книгу.Примерный семьянин — в том смысле, что жене почти не изменяет, пить не пьет икурить не курит, воспитанию ребенка, скорее всего — единственного, уделяетдолжное время. Ответственный человек, любящий свою работу, толпу сопливыхмалышей или хулиганистых подростков ему можно доверить без опаски: сопливытрет, по душам поговорит, бутылку водки отберет, лекцию о вреде куренияпрочтет, нагрузит и работой, и отдыхом, и моралью.

Короче говоря — воплощенная мечта Светлых, ане живой человек.