каждого из них по очереди. Потом она сделала несколько переворотов на своей трапеции, пару раз качнулась, лежа вниз лицом прогнувшись с вытянутыми в стороны руками, и неожиданно скользнула вниз головой. Зрители непроизвольно охнули, но девушка удержалась за перекладину кончиками носков, подтянулась и снова начала раскачиваться, сидя на трапеции.

Публика зааплодировала, а наши дети стали возбужденно кричать, теребя друг друга, особенно Никита с Иринкой. Гимнасты спрыгнули на арену, поклонились и убежали.

Вышли фокусники. Они вынимали из пустых ящиков петухов, попугаев, букеты цветов и пестрые гирлянды, связанные из носовых платков. Потом один из них попросил у ведущего закурить. Тот угостил его сигарой. Но когда фокусник попросил зажигалку или спичку, ведущий жестом дал понять, что никакого огня у него нет. Махнув на него рукой, фокусник взял сигару в рот и стал делать вид, что курит. После нескольких мнимых затяжек он начал пускать дым, и все увидели, что сигара уже зажжена и раскурена. Опять раздались аплодисменты.

Потом вышла дрессировщица с кошками и собаками. Она изображала учительницу, а животные, сидя за партами, выступали в роли учеников. Учительница задавала задачи, а собаки лаем сообщали ответ. Учительница сказала, что рыженький терьерчик получил пятерку, и он радостно замахал хвостиком. Но вот красивая белая пуделица на вопрос «сколько будет три минус два» пролаяла два раза. Учительница возмутилась и строго сказала, что у нее на уме только прогулки да прически и объявила, что ставит ей двойку. Та с удрученным видом положила голову на парту и истошно завыла.

— Нужно не плакать, а прилежно учиться, — назидательно сказала учительница.

Дети корчились от смеха, а мне казалось, что Иринка с Никитой смеются задорнее всех.

Прозвенел звонок. Учительница скомандовала:

— Урок окочен. Дежурный, вытирай доску!

Серый спаниель подбежал к доске, встал на задние лапы, передней прижал к ней тряпку, висевшую на шнурке, и стал энергично водить ею по исписанной мелом поверхности. Дети снова залились веселым смехом.

Затем выступали жонглеры, эквилибристы, велосипедисты. В перерывах публику веселили клоуны. Дети радовались им больше, чем всем остальным номерам вместе взятым. Один их вид уже вызывал у моего Никиты бурю эмоций. Дочери Шориной и Краус реагировали более сдержанно, как старшие.

После выступления акробатов на арену вышел толстопузый клоун в помятой фетровой шляпе, из-под которой пучками торчали волосы рыжего парика, в клетчатом пиджаке, в пижамных штанах чуть ниже колен и ботинках огромного размера. На собачьем поводке он тащил за собой большущий будильник. Дети встретили его веселым хохотом.

— Чего это ты на поводке будильник тащишь? — спросил ведущий.

— Понимаете, — ответил клоун, размашисто жестикулируя, — иду я вчера по главной улице, тащу на поводке своего Тузика. Он упирается, не хочет идти — хоть убей. Тут из подворотни выскочила большущая собака, залаяла на моего Тузика. Ну, он вскочил, поджал хвост и пошел, и пошел, и пошел, и пошел…

— Но я тебя спросил, почему ты за собой будильник тащишь?

Клоун смешно подпрыгнул, укоризненно посмотрел на ведущего и снова начал рассказывать:

— Иду я вчера по главной улице, тащу на этом поводке своего Тузика. А он упирается, на землю падает. Ни в какую не идет, паршивец. Тут из подворотни выскочила большущая собака, облаяла моего Тузика. Ну, он вскочил, поджал хвост и пошел, и пошел, и пошел, и пошел…

— Нет, ты мне все же скажи, почему ты волочишь будильник по земле?

Клоун, ища сочувствия у публики, повертел пальцем у виска, дивясь бестолковости ведущего. Потом тяжело вздохнул и снова начал:

— Иду я вчера по главной улице, тащу на этом поводке своего Тузика. А он упирается…

— Это ты уже несколько раз повторил, — перебил ведущий. — Ты можешь вразумительно сказать, причем здесь часы?

— Как это причем? Пойду я сейчас по главной улице с часами на поводке. Из подворотни выскочит большая собака, облает мои часы. Вот они и пойдут, и пойдут, и пойдут, и пойдут, и пойдут…

Публика захохотала. Дети были в восторге. Никитка аплодировал так, что у него покраснели ладони.

Потом выступила группа наездников. По арене грациозно скакали белые лошади в роскошных плюмажах. Джигиты в белых трико на полном скаку впрыгивали в седла, наклонялись до самого пола, подбирали мячи, швыряли их и ловили. Молоденькие девушки скакали, стоя на седлах, подпрыгивали на них и делали сальто с пируэтами. Потом вся группа спешилась, поклонилась публике и под громкие аплодисменты покинула арену.

И снова вышли клоуны. При виде их дети громко захохотали, предвкушая очередное веселье. Один был одет в клетчатые брюки со штанинами разной длины, короткий пиджак оранжевого цвета и черную шляпу-котелок. Другой был в широкополой соломенной шляпе, длинном зеленом пиджаке в крупную клетку и в туфлях с длиннющими острыми носками, задранными кверху, как у Хоттабыча. Брюки на нем были ярко-фиолетового цвета с разноцветными латками на коленях и заднице. Из огромных карманов пиджака торчали непомерно большие ножницы и расческа. Напевая веселую песенку, он шагал навстречу первому, катя за собой тележку с грузом, и словно ничего не видел перед собой.

Тот, что в котелке, смотрел на ходу в книгу и повторял, пытаясь зазубрить:

— Калий, натрий, серебро в первой группе заодно… Калий, натрий, серебро в первой группе заодно… Калий, натрий, серебро в первой группе заодно…

Они заметили друг друга только после того, как столкнулись.

— Привет, Козлов! — сказал тот, что в котелке.

— Здорово, Баранов, — обрадовался тот, который с тележкой. — Ты что здесь делаешь?

— Иду домой с экзамена, — ответил Баранов.

— Ха-ха-ха! — захохотал Козлов. — Ты же мне весной говорил, что учишься только на пятерки! Ха-ха-ха!

— Нет, что ты! На какие там пятерки! — сказал Баранов в смущении.

— А в прошлый раз — весной — ты мне врал! — укорил его Козлов.

— Нет, не врал. Я никогда не вру, — оправдывался Баранов.

— Ты же мне говорил, что ты отличник! Ха-ха-ха! — смеялся Козлов.

— Так я и вправду отличник! — сказал Баранов, задирая нос.

— Ты же сам только что сказал: «На какие там пятерки»! Заврался! Заврался! — издевался над ним Козлов.

— Э-э-э… конечно. На какие там пятерки! Только на пятерки с плюсом! — выкрутился Баранов.

— На пять с плюсом, говоришь? Ха-ха-ха! А идешь с переэкзаменовки! Ой, насмешил! Ха-ха-ха! Врун какой! Ха-ха-ха! — смеялся Козлов, указывая пальцем на Баранова.

— Не с переэкзаменовки, а… а… просто с экзамена!

— Что ты врешь? Какие же экзамены осенью? Заврался! Ха-ха-ха! Заврался! Ха-ха-ха! Заврался! Ха-ха-ха! — Смеялся Козлов, приседая и хватаясь за живот.

— И ничего не заврался. Я иду с самого настоящего экзамена, — обиженным тоном возразил Баранов.

— Вот врун! Осенью