мне еще — мужчина! Последнее слово должно быть за ним!

— Да ладно тебе! Так можно бесконечно препираться. А Сойкина уже здесь?

— К сожалению, твоей любимой Сойкиной все еще нет. Краус тоже где-то болтается. Той как всегда некогда. Стремится успеть всюду. Вот уж ни дать, ни взять, как наш шеф.

Иринка подошла к моему Никите, и они, взявшись за руки, стали бегать вокруг фонтана.

— Ира! Играйте здесь, не то потеряетесь! — крикнула Элеонора дочери.

Дети подбежали к нам.

— Папа, я хочу мороженого, — сказал Никита, изображая нечеловеческое страдание.

— И я тоже! Тоже! Тоже хочу! — поддержала его Иринка, подпрыгивая на месте.

Я протянул Никите новенькую пятерку.

— Вот, купи две порции и угости Ирочку.

Схватив деньги, он побежал к киоску. За ним, очертя голову, понеслась Иринка, и они пристроились в хвост очереди.

— Ты не думаешь, что они простудиться могут? — спросила Шорина.

— Будем надеяться на лучшее. Не лишать же детей удовольствия.

— С них хватило бы и того, что мы их в цирк повели.

Мы с Шориной болтали о том — о сем, а толпа у входа в цирк все росла. День выдался довольно жаркий, несмотря на то, что уже перевалило за первую декаду сентября. Иногда ветерок обдавал нас осенней прохладой, но все же было по-летнему жарко и заходить в помещение не хотелось.

Неподалеку остановилось такси, и из него вышла Краус, а вслед за нею выпрыгнула ее десятилетняя Лиза. Я помахал им рукой, и они обе ответили тем же жестом.

— Лиза Вас еще издали из машины заметила, — улыбаясь, сказала Анна. — А где же Ваши милые чада?

— Вон, за мороженым стоят, — указала Шорина на очередь у киоска. — Ну, моя милая, ты не по средствам живешь — все на такси разъезжаешь.

— Тут поневоле будешь разъезжать, если живешь в нашем райончике. На трамвай такие толпы стоят, что с ребенком не влезешь.

Краус раскрыла сумку и протянула Лизе сложенную вдвое пятерку.

— Лиза, беги к Никите с Ирой, пока их очередь не подошла, и попроси купить и тебе порцию пломбира. Другого мороженого не бери, слышала?

Лиза, надув губки, побежала к мороженному киоску, а Краус принялась рассказывать, как ей трудно совладать с дочерью. Шорина слушала ее, как всегда, с иронической гримасой. Она уже собралась, было, что-то съязвить, но из цирка донеслась трель предупредительного звонка. Толпа зрителей устремилась ко входу. Но мы остались на месте в ожидании детей. Вскоре они все трое подскочили с мороженым.

— Ну вот, теперь придется ждать, пока они доедят мороженое. С ним-то не пустят, — недовольно сказала Шорина.

— Ничего страшного, подождем, — отчеканила Краус. — Кстати, там тоже носят мороженое по рядам.

Когда прозвенел третий звонок, мы были уже у самого входа.

— Эта Сойкина все думает, что я обязана здесь дежурить с ее билетом. Еще пять минут, и я продам ее билет, — возмущалась Шорина.

— Вы с детьми заходите, а я подожду ее один, — предложил я.

— Смотрите, вон она, — указала Краус в сторону дороги, откуда спотыкаясь и ища нас взглядом, бежала Сойкина.

Я помахал ей рукой, но она все еще нас не видела. Тогда Шорина сложила рупором газету, которую неизвестно зачем принесла с собой, и закричала в нее так, что все вокруг обратили взгляды в нашу сторону:

— Алиса! Алиса! Мы здесь!

Увидев нас, Сойкина начла энергично к нам проталкиваться, не обращая внимания на недовольные реплики окружающих. Наконец, ее усилия увенчались успехом.

— Здравствуйте, — сказала она, с трудом переводя дыхание. — Простите меня, пожалуйста. Долго трамвая не было, честное слово.

— Бог простит, — успокоил я ее. — Заходи с Элеонорой Спиридоновной. Твой билет у нее.

— Вот возьму и не дам тебе билет. Чтоб не опаздывала. Что это тебе, на занятия, что ли? — язвила Шорина.

— А я на занятия, между прочим, не опаздываю, как некоторые. Кстати, я могу и назад тем же путем, если уж вы так остро ставите вопрос, — кипятилась Алиса.

— Ладно, ладно, я шучу, — оправдывалась Шорина. — Пойдем скорее.

— Чтоб с вами дети на старости лет так шутили! — пыхнула в ответ Сойкина.

Мы вошли в помещение цирка и стали искать свои места.

— У нас королевские места — первый ряд, — констатировала Шорина.

— А я как раз не люблю первых рядов, — ядовито ответила Сойкина.

По всему было видно, что шоринская «острота» ей все же испортила настроение.

— Я тоже, — сказала Краус, — но для детей это как раз то, что доктор прописал.

В конце концов, мы нашли свои места, и я с облегчением опустился на стул. Дети, усевшись рядом, оживленно болтали.

— Программки! Программки! Кто желает приобрести программку? — послышалось слева.

Вдоль ряда в нашу сторону шла аккуратно одетая миловидная женщина лет пятидесяти, держа в руке стопку программок. Она улыбалась подходившим зрителям, выхватывающим у нее из рук тонкие брошюрки с веселыми рисунками.

— Сколько стоит программка? — спросил я.

— Пятьдесят копеечек. Пожалуйста, молодой человек.

Приветливо улыбаясь, она протянула мне программку и, получив причитающийся полтинник, двинулась дальше. Шорина и Краус тоже взяли по программке, а Сойкина отказалась.

— Экономишь? — продолжала заедаться Шорина, слегка прищуривая насмешливые глазки, в которых искорками играли чертики.

— Нет. Просто не интересуюсь, — ответила Сойкина с оттенком надменности.

— Все слышали? — игриво спросила Шорина. — Чтоб никто не давал Алиске программки. Пусть знает, как скупердяйничать. Кто даст, тот будет для меня врагом номер один.

Сойкина тут же демонстративно попросила у меня брошюрку и с видом полного безразличия начала рассматривать.

— Так, Генка. Ты теперь для меня враг номер один. Понял?

— Что ж, мне не привыкать, — ответил я, стараясь при этом показать абсолютную индифферентность к их перебранке.

Торжественно заиграла музыка, и прожектора осветили арену, на которую строем вышли артисты. Под звуки выходного марша Верди из «Аиды» они сделали почетный круг и замерли, словно античные изваяния. Оркестр умолк.

— Начинаем наше дневное гастрольное представление! — объявил ведущий, чеканя слова.

Зрители зааплодировали. Снова заиграл оркестр, и участники парада-алле, соблюдая строй, покинули арену.

— Воздушные гимнасты Чекановы! — торжественно объявил ведущий.

На арену выбежали двое молодых мужчин и одна девушка. Одетые в белые трико, они поклонились публике и застыли в позе приветствия. Выдержав небольшую паузу, мужчины ловко взбежали наверх по специальным лестницам и начали кувыркаться под самым куполом, перепрыгивая с трапеции на трапецию. Девушка, разбежавшись, сделала несколько сальто. В это время откуда-то сверху спустилась трапеция. Девушка ухватилась за нее и взмыла под самый купол, где кувыркались ее партнеры. Они стали раскачиваться вниз головой, удерживаясь на трапециях ногами, а девушка перепрыгивала от одного к другому, качаясь на руках у