Вид у нее был такой унылый, что мне ее стало жаль.

— Не переживай, Люсенька. Раз это не твое амплуа, то ничего не поделаешь. Ну, пока!

Через полчаса я докладывал ситуацию шефу. Ампиров был взбешен.

— Этого еще не хватало! Вторую неделю ни хрена не могут сделать! Посмотрим, что сейчас этот пижон Савчук скажет!

Ампиров несколько раз набирал номер, но было занято.

— Только болтать там умеют! Что можно говорить по телефону так долго! О чем? Эта ваша красотка, наверное, свои любовные разговоры разговаривает! Не иначе!

Мне стало немного жаль бедную Люсю, но я промолчал.

— Вот, наконец-то наговорились! Слава Богу! Гм! Теперь никто не подходит! Что за кафедра! То ли какой-то дом отдыха, то ли сумасшедший дом!

Минут через пятнадцать шефу удалось дозвониться.

— Алло, Сергея Ильича, пожалуйста! Это вы? Ну, к вам дозвониться, как в Совет Министров СССР! То занято, то никто не подходит. Что там с нашим заказом?

Мне было слышно, как Савчук оправдывается и что-то пытается разъяснить. Ампиров слушал, покусывая губу и время от времени исступленно возводя глаза к небу. Наконец у него терпение лопнуло, и он, перебив Савчука, заорал в трубку, что было сил:

— Ваша аспирантка ни хрена не может! У нее реакция, говорит, не идет! Мы вам доверили важное дело! Что будем делать? Правительственная тема стоит на месте! Мы завод держим! А она там умничает и отчеты составляет! Нам нужны не ее отчеты, которые не что иное, как пустая писанина! Перевод бумаги! Нам нужен хлористый палладий! Я же вам деньги плачу!

— Пусть ко мне приходят Ваши люди. Я все сам сделаю, — ответил Савчук.

— Спасибо, Сергей Ильич! А то поручили такое важное дело полуграмотной аспирантке — брызгалке, которая хорошо умеет только ногти чистить!

Он резко швырнул трубку.

— Вот так и у нас. Просто беда — все приходится делать самому! Никому ничего нельзя поручить!

Но у профессора Савчука реакция тоже не пошла. Он повел меня в ту же лабораторию, где в опечатанном вытяжном шкафу стояла посудина с нашим палладием все в том же состоянии.

— Подождите меня здесь, Геннадий Алексеевич. Сейчас я переоденусь, и мы с Вами попробуем разрубить этот гордиев узел.

Через десять минут Савчук вошел в лабораторию в заправском спецкостюме, кислотостойком фартуке, таких же перчатках и темных импортных защитных очках. Я был уверен, что при таком «зверском» снаряжении все пойдет, как по маслу.

— Людочка так старалась, что просто-напросто забыла подогреть раствор. Вот мы сейчас это сделаем, и Валентин Аркадьевич будет доволен, — пропел Савчук мягким бархатным баритоном.

«Красавец-мужчина, — подумал я, — женщины таких обожают. Люся, разумеется, тоже не исключение».

Он включил мощную электроплиту, и мы стали наблюдать за процессом. А Сергей Ильич деловито комментировал:

— Вот видите, реакция ускорилась. Пузырьки стали крупнее. Вот, отделяться начали.

Минут через пятнадцать жидкость закипела, вытяжка работала на полную мощность. Мы ждали и ждали, а металл все не растворялся. Наконец, Савчук не выдержал.

— Знаете, Геннадий Алексеевич, я должен проконсультироваться у коллег. Это не мой профиль. Но мне очень интересно. Все должно идти в нужном направлении, но что-то мы делаем не так. Отложим это до понедельника. Или, если хотите, обратитесь к кому-нибудь другому.

Я вышел из лаборатории и побрел к нашему корпусу в препаршивом настроении. Шефа на месте не было, но уйти я не мог. Нужно было доложить ситуацию, чтобы он потом не вылил все на меня. И тут опять я вспомнил о Борисе Романовиче Манойленко и решил ему позвонить, несмотря на недавние возражения шефа.

Борис Романович оказался на месте.

— Приходи, парень, приходи. Поможем, дорогой. Как же так — крестнику не помочь! Ты женат?

— Да, Борис Романович! Двое детей. А что?

— Жаль. А то бы мы тебя здесь засватали. Невест у нас — пруд пруди. Одна краше другой. Давай к нам. Хоть посмотришь на них. Неси все материалы и что там еще. Я здесь часа два буду. Не меньше.

Борис Романович внимательно просмотрел Люсины записи.

— Эта девица все делала правильно. Только вот незадача — сама по себе эта реакция не пойдет. Вернее, пойдет, но очень медленно. Вот мы сюда сейчас катализатора подбавим.

Он взял из стеклянного шкафа какой-то флакончик и хлюпнул из него в банку с реагентами. Жидкость в банке закипела, запыхтела, забулькала и начала окрашиваться в красно-коричневый цвет.

— Бач, яка бурхлива реакція!

Как и недавно Савчук, Борис Романович поставил банку в вытяжной шкаф на электропечку, опустил стеклянную шторку и включил подогрев. Реакция пошла еще веселее. Он улыбнулся своей добродушной юношеской улыбкой. И в свете солнечных лучей на его зубах засверкали золотые коронки.

— Подождем с полчасика, и все будет как в аптеке. А там выпарим, и ты уйдешь с готовым порошком. У тебя есть во что взять?

— Нет, Борис Романович. Я думал, это на несколько дней.

— Не беда, парень, не беда. Мы тебе вот коробочку дадим, шпагатиком перевяжем, а завтра на завод отнесешь.

— Спасибо, Борис Романович. А вот у профессора Савчука реакция тоже не пошла. Как и у его аспирантки.

— Это Сережа, что ли? Студентом у меня был. Очень толковый парень, между прочим.

Немного помолчав, он продолжил:

— Да… теория, дружок, это одно, а практика — это другое. Я, может быть, такой умопомрачительной теории не знаю, как наш Сережа Савчук. Но я знаю, что получится, если то-то и то-то налить в колбочку. И что надо делать, чтобы реакция пошла в нужном направлении.

Он подошел к шкафу.

— Все, парень, идет как надо. Нужно только время. А время сейчас активно работает на нас с тобой.

Юлий Гарбузов

27 октября 2001 года, суббота

Харьков, Украина

26. Цирк выездной

Еще издали я увидел Шорину, стоящую у фонтана напротив входа в цирк. Ее девятилетняя дочь скакала вокруг фонтана на одной ножке. Заметив меня с Никиткой, Шоринна помахала рукой и двинулась нам навстречу. Иринка пустилась было бегом, но Элеонора остановила ее строгим окриком и велела идти рядом.

— Опаздываем, дорогой! Ты и здесь как на работе! Условились к половине второго, значит надо приходить к половине второго, милый мой!

— Ты и вправду, как на работе. Когда ты рядом, и шефа не надо — с успехом за него справишься по части подначек да подковырок, — парировал я ее выпад.

— Ладно, не язви, — сказала Шорина ехидным тоном.

— Это ты язвишь, а я только адекватно реагирую.

— Тоже