Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что, боишься?! — все сильнее горячился я.
— Ну, все слышали — не хотел я тебе плохого. Но раз просишь — пошли-и-и, — ехидно протянул он.
Я развернулся и направился за бассейн, к скверику.
— Остановись! Гена! — кричала Надя, — Что ты делаешь?! Он здоровый, как буйвол! Он же тебя измолотит! Не стоит она такой жертвы! Генка!
— Тихо, ты! — цыкнул я на нее, продолжая следовать тем же путем.
— Надюха, не паникуй. Я ему только объясню, что к чему — и все, — ерничал Славка.
— Генка! Остановись! Ты же умнее! — со слезами в голосе кричала Надя.
А я твердо шагал вперед в темную аллею скверика. Славка нехотя плелся вслед за мной. Мне было слышно, как Бахтоненко коротким окриком остановил тех, которые пытались идти вслед за нами. И все остались на лавочке, молча ожидая развязки.
— Геник, остановись. Давай, говори, что хотел, а то деткам уже спатоньки пора — детское время, — не унимался Славка. — Хотя, нет. Пойдем дальше, чтобы ни Надюха, ни Маринка не слышали, как ты сейчас плакать будешь.
Пройдя еще несколько шагов вдоль аллеи, я резко остановился и, достав из-за спины пистолет, снял его с предохранителя.
— Так ты что, параша, девчонок отбивать?! — заорал я, наставив на него пистолет.
— Спрячь, Геночка, свой пугач. Я игрушками давно уже не играю — вышел из детского возраста, — спокойно сказал он.
— А вот я — поиграю!
Я передернул затвор, досылая патрон в патронник. Тяжелый металлический лязг прокатился вдоль аллеи, рассеиваясь в густом кустарнике. И тут до Славки дошло, что в руках у меня не пугач, а игрушка посерьезнее.
— Генка! Ты чего? Брось — я же так…
— Так, говоришь?
Я направил пистолет ему в живот.
— Генка… Опусти, слышь… Он же на боевом взводе… Ты ведь чуть что — и мне хана… А сам сядешь…
Услышав в его голосе неподдельный страх, я на мгновение дрогнул, но все же упрямо держал под прицелом славкино брюхо.
— Генка, ну ты, это… прости, а? Да не нужна мне твоя Маринка… Это я так, для хохмы. Просто подразнить тебя хотел. У меня же Валька… ты знаешь… Самая красивая на нашем квартале…
С каждым вздохом, с каждым ударом пульса мой гнев улетучивался, и я приходил в себя.
— Так ты признаешь, что поступил по-свински? — спросил я уже почти совсем спокойно.
— Признаю, Генка… Ну, по роже съездить, финдилей навешать — это в порядке. А пeстоль — убери. Хочешь, дай мне по пачке — и в расчете… Сука буду, не стану сопротивляться.
— Еще раз к ней подойдешь — в брюхе дырку сделаю! Поворачивай назад и шагай к себе домой, не оглядываясь. Слышишь?
— Слышу. Ты… пeстоль спрячь, Генка… Опасно ведь.
«Да, — думал я, — спрячу, а ты и пистолет отберешь, и морду мне раскровяниш. Сполна расквитаешься. Это ты сейчас, под прицелом такой сговорчивый».
— Шагай-шагай, я следом иду! Чуть что — гад буду, шпарону!
Славка зашагал вдоль аллеи. На повороте он искоса посмотрел в мою сторону, но, увидев, что я держу направленный на него пистолет, хоть уже и под рубашкой, пошел дальше. Я передвинул собачку предохранителя и теперь уже шел, не опасаясь, что пистолет может самопроизвольно выстрелить.
— Иди в обход лавочки! Прямо домой! И больше не оборачивайся! Понял?
Славка свернул за угол, а я, сунув пистолет за пояс, вернулся к лавочке, где ребятня в напряжении ожидала финала.
Я вышел на свет и остановился. Ко мне подбежала перепуганная Надя.
— Гена! Ты в порядке? Ну, слава Богу!
— Как видишь! — нервно ответил я.
— А Славка где? Что с ним?
— С ним — ничего. Как и со мной. Домой пошел.
Марина стояла рядом с Алкой и теребила расплетенный кончик косы. Я спокойно подошел к ней и влепил ей звонкую пощечину.
— Ты что, Генка! — вскрикнула Надя, не ожидавшая от меня такого низкого поступка. Она вцепилась в меня, пытаясь сдержать. Но в этом уже не было необходимости.
Маринка схватилась за щеку и, сверкнув глазами, выпалила с ненавистью:
— Ну, скотина такая! Никогда тебе этого не забуду!
Мне больше не хотелось ни бить ее, ни высказывать, что я о ней думаю, ни даже смотреть в ее сторону. Я отвернулся и спокойно пошел домой.
Юлий Гарбузов
24 ноября 2001 года, суббота
Харьков, Украина
24. Встреча с Борисом Романовичем
Я и мои бывшие однокашники, а теперь сотрудники нашей лаборатории и преподаватели кафедры, после напряженного трудового дня уходили домой теплым июльским вечером вместе с Будником и Ампировым. Еще жарко пекло летнее солнце и едва начала спадать липкая жара. Асфальт был мягкий, как мох на болоте, и источал характерный запах. Сразу за воротами института мы встретили Бориса Романовича Манойленко, который когда-то, еще на первом курсе читал нашему потоку химию.
Первым поздоровался я. Остальные меня поддержали.
— Здравствуйте, Борис Романович!
— Привет, привет, крестники! Как жизнь молодая?
— Спасибо, Борис Романович! Трудимся, как можем, — ответил я.
— И где же ты, парень, трудишься? — продолжил он.
— На кафедре основ радиотехники.
— В какой роли, дружок?
— Старпрепом, Борис Романович.
— Не в отпуске?
— В отпуске, но по науке еще продолжаем трудиться.
— Энтузиасты, значит?! Отдыхать тоже надо, друзья мои.
Как и следовало ожидать, Ампирову это пришлось явно не по вкусу. И он не замедлил высказаться в своем репертуаре:
— Лучший отдых — любимое занятие, Борис Романович.
— Так, дружок, может осточертеть все на свете, даже самое, что ни на есть любимое занятие.
От такой фамильярности Ампирова передернуло.
— Вы считаете, что мы с Вами уже успели подружиться? — с вызовом спросил шеф.
— А я, братец, со всеми дружу, — спокойно ответил Борис Романович.
Пытаясь разрядить неловкую обстановку, вмешался Мотыльков:
— Обязательно отдохнем, Борис Романович.
Ампиров не мог не воспользоваться случаем, чтобы не вставить свою ядовитую реплику:
— Кое-кто и на работе неплохо отдыхает. Верно, Геннадий Алексеевич.
— Не то, что на работе, дружок, а даже если ты только числишься на ней и при этом дома сидишь — никогда не отдохнешь! Нервы, братец, у всех есть, — пришел мне на выручку Борис Романович.
— Кому что, — Ампиров потянул за рукав Будника. — Миша, пойдем.
Но к Буднику уже успел обратиться Борис Романович:
— А ты кем трудишься, малый?
— Заведующий Проблемной научно-исследовательской лабораторией, кандидат технических наук, старший научный сотрудник Михаил Всеволодович Будник, — опережая Мишу, поспешил отрекомендовать его Ампиров.
— Ого! Молодец, парень. А ты, пигалица, что? Тоже преподаватель? — обратился он ухажерским тоном к Булановой, словно забыв,