тому времени вернулся с отдыха и мой ближайший школьный друг — Гришка Демиденко. Едва переступив порог родного дома, он тут же прибежал ко мне.

— Как ты тут, Гена? Что летом делал? Я на Азовском море был — в Кириловке. Как классно…

— А у меня, Гриша, такое есть! — перебил я его.

— Что, что у тебя опять? — нетерпеливо выпалил Гришка. — Ты всегда всех удивляешь отрывными вещами!

— Посмотри, что у меня есть! Только подожди — дверь на защелку запру. Вдруг ненароком мать придет!

Щелкнув замком, я полез в свой тайник за книгами на этажерке и извлек оттуда сначала кортик. Гришка с нетерпением развернул старую плюшевую тряпку и обомлел от неожиданности и, конечно же, зависти.

— Кортик! Настоящий боевой немецкий кортик! А сталь какая! Класс!

Он достал из кармана пятикопеечную монету и положил на пол. Потом двумя пальцами взял кортик за кончик рукоятки, чтобы он свободно провисал, и на высоте вытянутой вверх руки разжал пальцы. Кортик опустился острием на пятак и с грохотом покатился по полу. Гришка поднял монету, а я — кортик.

— Смотри, — сказал он, — в пятаке дырка! А ну, покажи клинок. А на кончике — хоть бы хны! Вот это сталь! И легкий какой, прямо-таки пляшет в руке! Так и хочется в кого-нибудь всадить!

— Это еще что! Смотри-ка сюда!

Я извлек пистолет со всем прилагаемым боекомплектом.

— Шпалер! Вот это да-а-а! — протянул Гришка, и его щеки зарумянились от волнения, как сдобные булки. — Дай посмотреть.

Я извлек обойму и протянул ему пистолет. Он тут же передернул затвор и надавил на спуск. Курок щелкнул.

— Ну и Гена! Где ты это раздобыл?

— Да тут, в одном месте. С войны завалялся.

— Айда в Дубовку — постреляем!

— Да?! Чтобы нас накрыли да срок припаяли? Идеи же у тебя, Гришка!

— Тогда в плавни поехали. Пока еще лето не кончилось. Там и постреляем. Поохотимся на уток, что ли!

— Так мы и все патроны расстреляем.

— А зачем они тебе? Ты что, на войну собираешься?

— Кто знает? Может, от каких блатных защищаться придется.

Гришка больше не решился возражать. Но страсти в нем кипели.

— А знаешь что, Геник! Ты был в подвале у Беловола? Видел, как он построен? Все забетонировано. Оттуда и выстрелы не будут слышны. Там и постреляем. А потом в милицию сдадим, когда патроны кончатся.

— Давай подождем до школы, а там посмотрим. Только смотри, никому ни гу-гу!

— Что же я, по-твоему, — дурак?

По моим расчетам Марина к тому времени должна была уже вернуться из своей Тарасовки. И мне не терпелось навестить ее. Под первым попавшимся предлогом я уехал на Правый берег к маминой сестре — тете Ниле. При этом я не забыл прихватить с собой пистолет, тщательно замаскировав его на дне сумки с вещами.

Приехав, я незамедлительно пошел навестить Марину. Я надавил на кнопку звонка в ее квартиру, и он затрезвонил громче, чем наш школьный. С затаенным от волнения дыханием я ждал, когда она выйдет.

— Кто там? — послышался из-за двери Маринин голос.

— Мариночка! Это я! Здравствуй!

— Ты, Гена?! Привет! Чего ты хотел?

Я опешил. Столько времени не виделись, и вдруг… только эти слова.

— Мариночка! Открой! Чего ты ждешь?

— Еще чего! Ты что, свихнулся? Никого дома нет! Вечером приходи. Или подожди, пока я на улицу выйду.

— А когда ты выйдешь?

— Наверное, вечером.

— Может сейчас? На пляж пойдем…

— Нет. Не могу. Мне надо уборку закончить и обед успеть приготовить. Я два дела делаю! Все, я пошла.

Я спускался со второго этажа мрачный и злой. Навстречу по лестнице важно шествовал крупный серый кот.

— Брысь! — шикнул я на него в остервенении.

Перепуганное животное шарахнулось вниз и забилось под лестницу.

— Ты чего, Генка? Того? — негодовала стоявшая внизу соседка. — Если ты со своей кралей поцапался, это не значит, что можно над животными издеваться! Тоже еще, кавалер вонючий!

— Мое дело! И не Вам судить, кто с кем поцапался! А «вонючий» — это уже оскорбление! Поняли?

— Гляди на него! Оскорбился! А кота зачем погнал?

— Да так!.. Пусть на глаза не попадается под злую руку!

Вконец расстроенный, я сел в тени на лавочку, чтобы как-то собраться с мыслями.

Как обидно! Я из-за нее здесь остался, не поехал на море! Она меня бессовестно бросила — умотала в свою Тарасовку! Теперь вернулась, я к ней пришел, забыв о чувстве собственного достоинства, а она мне даже дверь не открыла! Какое унижение! А тут еще эта, старая клизма! Что, если мне всего шестнадцать, а ей — за сорок, так меня можно и «вонючим» обзывать? Она даже не подозревает, что я могу сейчас взять пистолет и шлепнуть ее на месте. А потом и себя заодно! А Мариночка как же? Как она? Да-а-а… Наверное, на другой же день забудет и будет здесь хвостом крутить перед другими пацанами! Можно заодно и ее шлепнуть, чтоб одному не скучно было на тот свет отправляться!

— О чем грустишь, мечтатель?

Повернувшись на голос, я увидел девчонку из соседнего дома — Надю Герасименко. Я даже не заметил, как она подошла ко мне и села рядом.

— Почему ты решила, что я грущу?

— А то по тебе не видно! Даже рядом с собой ничего не видишь и не слышишь.

— Да… Мазуренчиха расстроила. Оскорбила. Вот, думаю, что бы ей в отместку сделать — никак не придумаю.

— Ха! Можно поверить! Мазуренчиха его расстроила! Да эта старая скрыня тут весь квартал такими словечками потчует!.. Что-то никто особо не расстраивается. А ты — оскорбился! Причем тут Мазуренчиха? Ты не из-за нее расстроен, только голову морочишь.

— Много ты знаешь!

— Совсем немного, но о тебе все, что надо — знаю.

— Интересно, что же ты такое знаешь?

— А то, что смеется над тобой Мариночка твоя! Ты ради нее от моря отказался, а она — фюйть! — и упорхнула в Тарасовку. С мамочкой и Петькой. А ты и на пляж не ходил, и от друзей убежал, и даже от рыбалки. Уехал в свою старую часть и проторчал там все лето. Как в клетке. Вон, не загорел даже ни капельки!

— Тебе-то что? Кто это тебе насплетничал? Такие, как эта Мазуренчиха, не иначе!

— Да оставь ты в покое эту старую швендю! Скажи, чего ты от этой Маринки козни терпишь? Ты такой классный парень. Умный, симпатичный, воспитанный. Учишься на одни пятерки. Правда, теперь курить начал. Из-за нее, я думаю. Зря. Не стоит она того! Посмотри, какие девочки