— Вот дуст! Из-за бабы от Днепра отказывается! Да еще когда вовсю судак клюет! Поехали! — сказал Вовка, легонько подтолкнув меня локтем.

— Сам ты дуст! И не смей больше Маринку бабой называть! Ну, все. Вон твой трамвай стоит. Беги, а то завтра на зорьку проспишь!

Вовка хлопнул меня по-дружески по плечу и побежал к трамваю.

— Привет деду Гордею! — крикнул я ему вслед.

— Обязательно передам!

Вовка смешался с толпой, штурмовавшей трамвай, а я побрел по тропке через Дубовую рощу.

Дома было жарко, тихо и одиноко. Сцена прощания и Вовкины подковырки не давали покоя. Я лег на кровать и проспал до вечера. Ночью проснулся. Спать больше не хотелось. Я принялся читать «Войну миров» Уэллса, которую недавно взял у соседской девчонки, и так увлекся, что даже не заметил, как наступило утро.

Наскоро позавтракав яичницей, я прихватил с собой «Войну миров» и вышел во двор. Облюбовав место на лавочке в тени раскидистого клена, я сел и углубился в чтение.

— Доброго здоров’ячка, Гена! Щось цiкаве читаєш?

Передо мной стояла наша дворничиха, тетя Оля Фарханова и, улыбалась, показывая два ряда железных зубов.

— Дуже цiкаве, тьотю Олю!

— А чи не хочеш ти допомогти старенькiй тiтцi Олi? Я тобi й заплачу охоче!

— Вам, тетя Оля, я без никакой платы сделаю, что попросите.

— Чи не можеш ти полiзти до мене на горище та поскидати звiдти мотлох? Що схочеш — вiзьмеш собi.

Дом тети Оли — это был особый дом. Судя по его расположению, раньше он был основным домом на нашей улице. Когда-то она называлась Соборной, потому что на ней стоял собор Покрова Божией Матери. В соответствии с программой «борьбы с религиозными предрассудками» собор был однажды взорван, а Соборная улица переименована в проспект Ленина. Но еще до революции Соборная активно застраивалась. На нашем трехэтажном доме до сих пор сохранилась надпись: «Доходный домъ купца Гуревича». Очевидно, купец Гуревич, возводя свои доходные дома, не хотел разрушать старые, а окружал их двух- и трехэтажными зданиями. И получилось, что дом бабы Оли оказался в окружении двухэтажных и трехэтажных строений.

А на чердаке его творилось Бог знает что. Туда просто невозможно было пробраться — он был плотно забит всякого рода хламом. Вот от этого хлама баба Оля и попросила меня помочь ей очистить чердак, чтобы использовать его более достойным образом.

Мне это было в высшей степени интересно. Ведь в старом мусоре можно найти немало интересных вещей. Да и вообще я по природе своей очень любил рыться в старье еще с тех пор, как меня привлекал к подобным работам мой двоюродный дедушка Ваня.

Из сарая бабы Оли я выволок старую лестницу, подставил к чердачной двери и с нескрываемым интересом влез в чердачное помещение.

— Генка! Ты там осторожнее! Не наткнись на что-нибудь! Все, что тебе понравится, можешь забрать себе. Остальное сбрасывай на землю. Вечером устроим костер и сожжем. Если увидишь что-то незнакомое — не трогай, позови меня. Вдруг на мину напорешься! Чтобы докторша — твоя мамка — меня потом не убила. Смотри, осторожно!

— Все будет в порядке, тетя Оля! Тут кроме хлама ничего нет!

Во двор полетели поломанные стулья, части дивана с «качалками», наливной умывальник, старые книги, изъеденные мышами, не имеющие ни начала, ни конца, пожелтевшие журналы — немецкие и наши, дырявый матрац, набитый отрухлявевшей морской травой, пара подушек, провонявших мочой и гнилью.

Мое внимание привлекла стопка старых журналов «Вокруг света», валявшаяся среди каких-то технических книг. У моей бабушки были кипы таких журналов, и я знал, что в них печатались интереснейшие фантастические и приключенческие произведения. Эту стопку я тщательно перевязал куском старой бечевки и отложил в сторону. Теперь меня заинтересовал старый граммофон. Я пытался его запустить, но пружина была сломана, а труба изрядно погнута. Потеряв к нему интерес, я швырнул его вниз, и он с тяжким звоном грянулся о землю.

Под окнами дворничихи уже выросла солидная куча мусора. Приближалось время обеда.

— Генка! — крикнула снизу баба Оля, — Я тебя обедом накормлю — слезай! Потом будем дальше чистить!

Но разгоревшийся во мне азарт исследователя отвечал:

— Нет! Еще немного!

— Хватит! Вон, я воды нагрела на солнце в тазике! Мойся и поешь! Борщ у меня какой — со старым салом! И чеснок только с грядки!

Голод уже давал о себе знать, и я внял советам старой дворничихи. За столом она спросила:

— Ну, как, есть что-нибудь интересное?

— Есть, тетя Оля! Старинные журналы «Вокруг света».

— А что в них такого?

Я понял, что если чем заинтересую старуху, она из жадности отберет, хоть ей самой это никогда и не понадобится.

— Фантастика, тетя Оля!

— Это чего не было — только выдумано?

— Да! А что?

— И тебе интересно читать, что кто-то там навыдумывал, хоть взаправду ничего этого не было?

— Интересно, тетя Оля! Фантазия всегда интересная!

— На девок уже пора засматриваться, а не такое читать! Но ты покажи мне эти журналы, ладно?

«Ишь, старая ведьма, — думал я, — интересуется, вдруг что продать можно!»

— Хорошо, тетя Оля. Спасибо за обед. Очень было вкусно!

— Ты куда? А компот?

— Ой, забыл!

Я залпом осушил стакан.

— Компот — просто изумительный! Холодненький такой! И в такую жару! Спасибо еще раз.

— Из погреба только-только. А там у меня летом холодно! Ладно. Попил? Может, еще чего съешь?

— Нет, спасибо! Во — как наелся! Пойду дальше работать.

— Давай, Генка, давай. Чтоб к вечеру уже все закончил. А журнальчики — покажи. Я погляжу на эту фантазию. Может и взаправду чего интересно будет!

Я полез на чердак и с опаской протянул бабе Оле связку журналов. Она ловко развязала бечевку и стала их перелистывать один за другим. Но интереса они у нее не вызвали. Пролистав несколько номеров, дворничиха сказала:

— На, забери, коль они тебе нравятся. Но мать тебя с ними погонит — увидишь! Скажет — нечего в хату всякий мусор стаскивать. Может, их тоже спалим?

— Обязательно спалим, тетя Оля. Но сначала я просмотрю, может, что интересное найду все же и прочитаю.

Когда почти весь хлам был уже сброшен вниз, я поднял лежавшую в углу рогожу и услышал из-под нее переливчатый звон металла. Под нею лежала горка николаевских серебряных монет достоинством в десять, пятнадцать и двадцать копеек. Они почернели от времени и имели весьма неприглядный вид. «Жаль, что не советские, — подумал я, — набралась бы приличная сумма»! Но баба Оля их непременно отберет. А