А узкие грязные проходы между гаражами? Вот уж гдепромежуточная станция между бытием и небытием! Рамы со следами штукатурки иторчащими из мятого, крошащегося дерева крашеными шурупами. Выкорчеванные дверис ручками, надраенными тысячами прикосновений, – двери, так и не доехавшиедо заветного домика на шести сотках. Древний холодильник, с открученнымдвигателем и свинченными змеевиками фреонов, из которого запасливыймечтатель-хомяк мечтает со временем, которое никогда не наступит, изготовитьдачный сейф. Между вещами-гигантами громоздится всякая мелкая дрянь – гнутыелыжные палки, стертые покрышки, гниющие связки картона и прочие утопленникипамяти, которые все никак не всплывут с ее дна.

Возвращаясь от Зозо, Меф повел Дафну не умытой титульнойулицей, обозначенной на автомобильных картах жирной желтой полосой, а еемистером Хайдом – дворами и закоулками. Этот путь был короче, а главное,интереснее. Петляя между изнанками домов по отмостке, усыпанной окурками исухими крапинами плевков, он вслух вспоминал:

– Между той стеной и киоском я всегда прятался навелике и никто меня не находил. Игра у нас такая была – прятки на великах.Прячься, где хочешь, только чтобы не слезать с седла. А тут мы зимой смывалисьот одного мужика. Залезли на крышу машины, ее почти всю занесло, а она какзавоет! Прямо из-под снега! Мужик выскочил на мороз – трусы, майка,тапки! – и за нами. Еле учесали от придурка. И рожает же мама такихманьяков!

– Мефодий! – укоризненно произнесла Даф, нелюбившая резких словечек.

– Что Мефодий? Ну разве не маньяк? Вот если бы ты быламужиком, разве ты стала бы вопить и в тапках прыгать по сугробам за детьми,которые влезли на крышу твоего рыдвана? – возмутился Меф.

– У меня никогда не было машины, – уклончивоответила Дафна.

– А если бы была?

– Все равно мне сложно вообразить себя мужиком в трусахи тапках.

Дафна не преувеличивала. Представить себя мужиком ей былодействительно непросто, зато маленького Мефа, скачущего на крыше машины иудирающего по сугробам, она представляла себе очень даже хорошо.

– А здесь, вон через тот двор, я ходил к однойдевчонке… – сказал Меф, останавливаясь.

– А как ее звали? – спросила Дафна.

– Неважно, – сказал Меф.

– Но она была хорошая?

– Нормальная, – коротко ответил Буслаев.

Он жалел уже, что вообще упомянул об этом. Ему не хотелосьобсуждать с Дафной Ирку. Это было бы предательством по отношению к Ирке, что онсмутно, но совершенно четко улавливал.

– А тут мы подрались с одним парнем! – торопливокивнул он на гаражи. – Я вроде как победил, но он напоследок, как девчонка,укусил меня за палец. А зубы у него были не особо стерильные. У меня палецраспух, болел три недели, не сгибался. Даже резать хотели.

– А почему подрались? Какой был повод? – синтересом спросила Дафна.

Меф честно напряг память.

– Не помню даже. Думаю, парень был похож на меня. Такойже шустрый, лез во все дыры, командовал. Ну и не могли сойтись. И второй случайбыл в этом же духе. Меня как-то на Волгу отправили в лагерь отдыха. Кроме меня,там был из Москвы еще один пацанчик. Как же дико он меня раздражал! Не меньше,чем я его! Мы с ним начали драться еще в поезде. И закончили в поезде, но ужена обратном пути.

– А с этим почему дрались? – спросила Дафна,улыбаясь.

Вопрос был не праздный. Ей было важно знать о Мефодии все смомента рождения и до сегодняшнего дня. Когда страж света любит, он неразделяет себя и того, кого любит. Они становятся единым целым – слитнымчеловеком с двумя головами, четырьмя ногами и руками. Все внутренние границыстираются, становятся условными. Вон та елочка еще на твоей территории, а вотэта елка уже моя – такого у них нет и быть не может…

– А шут его знает! Нам даже разговаривать не нужнобыло. Видим друг друга и сразу бросаемся как звери. Тоже, наверное, на меня былпохож. А у светлых что, такого не бывает? – спросил Меф.

Даф заверила его, что случается всякое.

– Но мы после ссоры обычно просим друг у другапрощения, – добавила она.

Меф кивнул.

– В этом, наверное, главная разница. У меня бы язык неповернулся попросить прощения у этой подлой макаки, которая меня за палецтяпнула! – заявил он.

Даф улыбнулась.

Меф свернул за угол дома, сделал пару шагов и врастерянности остановился. Проход был застроен неизвестно откуда взявшейсямногоэтажкой. Дома сейчас растут как грибы.

– Заблудились? – спросила Даф, тактично употребляямножественное число.

Меф вспыхнул.

– Чтобы я, в своем районе? Да никогда в жизни! Намнужно вон туда! Но мешает этот заборчик.

Дафна скользнула по заборчику оценивающим взглядом. Сотниодинаковых окон, за каждым своя история и своя судьба.

– Хорошенький заборчик! А если как-нибудь обойти?

– Обойти нельзя. Ты уверена, что не хочешьтелепортировать?

Даф покачала головой. Взгляд зацепил низкое, огороженноебетонным забором строение, заплаткой из красного кирпича затыкавшее дыру междудвумя многоэтажными ульями.

– А там что? – спросила она.

– Котельная. Видишь, труба торчит? – спросил Меф,безуспешно пытаясь вспомнить, залезали они туда или нет. – А, знаю! Тамсторож был психованный! Андрей, парнишка из соседнего подъезда, повис на забореживотом, а он с той стороны его ухватил и на плиты головой тащит!.. Конкретнобольной мужик! Я Андрея с другой стороны за ботинок дергаю, а он орет!

– Кто, Андрей?

– Разве я сказал: Андрей? Сторож. Андрей, кстати, неорал. Потом только, когда мы уже удирали. Интересно почему?

– Шок, наверное.

– Да не, какой там шок! – отмахнулся Меф. –Вот когда мы с ним в пустую электричку ночью залезли и нас засекли – вон то былшок! Удирали, помню, как зайцы.

Меф взял Даф за руку и решительно потянул к заборукотельной.

– Пошли! Перелезем с этой стороны, потом с другой иокажемся почти у метро!

– А сторож? – спросила Даф озабоченно.

Меф засмеялся. Теперь он дорого бы дал, чтобы единственнойего проблемой был морально увечный сторож из котельной.

– Я тебя перетяну! Максимум косички оборвутся! –пообещал он.