Вахтер, поначалу преградивший им дорогу, уже через минутукинулся открывать дверь казенным дубликатом ключа, извлеченным из висевшего настене ящика. Дафна спрятала флейту, сожалея, что приходится прибегать кмаголодиям по такому незначительному поводу.

– Селям алейкум! – говорила она всем, коговстречала.

В общежитии института городского озеленения жили в основномвосточные люди, работающие на рынке. Как совсем молодые, так и зрелого возраста.Видимо, никто, кроме них, городским озеленением не интересовался.

«Неудачливая» комната оказалась крайней по коридору. У нееединственной на этаже было два окна и небольшая выгороженная кухня, отделеннаяшкафом.

– Нормально. Остаемся, – великодушно сказал Меф.

Вахтер удивленно заморгал. Сложно сказать, что именновнушила ему Даф своей маголодией, но во фразу «Нормально. Остаемся» этоопределенно не вписывалось. Буслаев вложил вахтеру в руку недоеденный батонхлеба и, забрав казенный ключ, тепло попрощался с ним.

Переезд не занял много времени. У Дафны, кроме рюкзачка, былтемно-синий аэропортовский чемодан на колесиках, который она привезла с собойиз Эдема. Меф ради интереса приподнял его. Чемодан ничего не весил. Когда Дафоткрыла его, обнаружилось, что он пуст.

Меф щелкнул по чемодану ногтем.

– И зачем? – спросил он.

– Подарок Троила, – не без гордости отвечала Даф.

– Что подарок, пустой чемодан?

Дафна потрогала выдвигающуюся ручку.

– Им можно пользоваться как обычным. Кроме того, Троилсказал, что время от времени в нем появляется что-то нужное, когда онодействительно необходимо.

– А если что-то было необходимо, но не появилось?

– Если что-то не появилось, значит, оно не былодействительнонеобходимым. – Даф голосом подчеркнула, что усомниться в Троиле она непозволит.

Меф хмыкнул. Он никак не мог привыкнуть к манере светанакладывать на себя бесконечные ограничения. Будь это чемодан мрака, ондоставлял бы своему хозяину все – совсем все, не рассуждая, насколько этоэтично или необходимо. Правда, и плата была бы высокой. Никакие артефакты мраканичего не делают за так. Цена их услуг высока, и она тем выше, чем позжевзимается. Никто лучше мрака не умеет насчитывать проценты.

Стемнело. В двух крайних окнах общежития озеленителейвспыхнул свет. Дафна стояла у плиты и варила кофе. Депресняк на подоконникемечтательно обнюхивал горшок с фиалками. Слишком мечтательно, чтобы имело смыслоставлять его на окне надолго.

Меф взял кота, открыл форточку и посадил Депресняка на раму.Не обидевшись, кот улегся и принялся смотреть на улицу. Затем, всплеснувкрыльями, тяжело спрыгнул на асфальт и куда-то отправился вдоль дороги.

Мефодий и Дафна смотрели, как Депресняк петляет междумолоденькими деревцами. Кот двигался медленно, вкрадчивым шагом охотника.

– Вот мы и вместе… Впервые в жизни я счастлив, норастерян. Наверное, я совершенно не умею быть счастливым, – сказал Меф.

Даф прижалась лбом к его плечу.

Если не любишь людей – боишься их, не ощущаешь своегоединства с ними, ты несчастен и чужд миру. Но стоит тебе полюбить людей – иситуация мгновенно меняется. Ветвь жива, только пока она часть дерева. Вовсяком другом случае она быстро становится мертвой деревяшкой.

Книга Света

По стеклу ползли дождевые капли. Каждая оставляла мокруюдорожку. Порой капли встречались, и две дорожки сливались в одну. «Прямо какчеловеческие судьбы», – думала Даф.

Они сидели в тесной кухне у Зозо, где происходил семейныйсовет. Учитывая, что Хаврон на нем отсутствовал, совет гораздо меньше походилна балаган, чем это в принципе было возможно.

– Ты хочешь сказать, что больше не учишься вгимназии? – озабоченно спросила Зозо.

– Я уже раз восемь это повторил, – вспылил Меф.

– Не груби матери! Мать у человека одна! –напомнила Зозо.

Мефодий заверил ее, что он в курсе.

– Вылететь из гимназии за год до окончания! Невиданноедело! А как же институт? Я пойду к Глумовичу! Я умолю его! Это святой, светлыйчеловек! Бескорыстная душа! Он не отвернется от материнского горя! Я встану наколени! Мы все встанем на колени! – воодушевилась Зозо.

– Хорошая мысль! – одобрил Меф. – Даф, у тебякак завтра утром со временем? Пойдешь с нами вставать на колени Глумовичу?Встанем и попрыгаем. Давненько у бедняги не было гипса.

Зозо хихикнула, но тотчас спохватилась, что роняет свойматеринский авторитет, и заставила себя возмутиться. Эмоциональные переходы унее осуществлялись всегда мгновенно, точно кто-то перещелкивал тумблер.

– Отвратительно! Он же еще и насмехается! Тыунаследовал от своего отца все его худшие качества! – заявила она.

Меф заинтересовался:

– А какие именно?

– Все! – отрезала Зозо. – Запомни раз инавсегда. Все хорошее в тебе от меня: красота, ум, хороший вкус, хорошаяфигура. Все плохое – от папаши. Тупость, самоуверенность, грубость, маленькиенегениальные уши с крошечной мочкой!

Даф, ковырявшая ложечкой половинку сухого лимона, невыдержала и чихнула в чашку.

– Прошу прощения. Я поперхнулась, – пояснила она.

Зозо с подозрением уставилась на Дафну.

– Как? Только не говори мне, что ты тоже вылетела изгимназии! – осенило вдруг ее.

– Пробкой, – подтвердила Даф с глубочайшимудовлетворением.

Зозо рассеянно поискала глазами что-нибудь съедобное. Онатерпеть не могла пить чай без ничего. Ей было заведомо известно, что ничего некуплено, но неожиданно для себя она обнаружила в вазочке половинку тульскогопряника. Недоверчиво оглядела, потрогала, понюхала и стала есть. Мефодийблагодарно взглянул на Дафну. Ему было известно, что его мать после еды всегдадобреет.

– Какой ужас, Даша! Я всегда была уверена, что тысерьезная девушка и благотворно влияешь на моего олуха. Что думают по этомуповоду твои родители? – сказала Зозо уже гораздо мягче.

– Они думают, что можно закончить школу экстерном. Тоесть, конечно, остался всего год и ускорить ничего особенно не получится, ноподготовиться и сдать экзамены реально, – сказала Дафна.