– Проекты составляет. Повышает коэффициент общегонегодяйства… Совсем этот Лигул забодал всех бонусной системой! – пояснилаМефу Улита.

Ведьма взмахнула печатью мрака и очередной проштампованныйсуккуб затрюхал к дверям, потирая лоб.

– И чего ты, птенчик, сюда залетел? –поинтересовалась она у Мефа.

– За вещами.

– А-а… Ну-ну! – сказала Улита насмешливо и встала,чтобы взять с полки папку, переплет которой тоскливо слезился человеческимглазом.

– Видок у тебя одичалый! Что твоя светлая, не вернуласьеще? – поинтересовалась она.

– Нет.

Ведьма фыркнула.

– Ты смотри, чтоб она там не поумнела в Эдеме! Девушкамвредно быть умными. По себе знаю. Это угнетает репродукцию и плохо влияет наобщее течение влюбленностей.

Меф мысленно толкнул Улиту сзади под колени. Этот фокус онотработал давно. Главное, незаметно установить визуальный контакт, а затем,слив свои ноги с чужими, сделать требуемое движение. Не успев защититься,ведьма грузно рухнула на стул.

– Шеф, девочку обижают! – крикнула она вприоткрытую дверь.

Меф вздрогнул.

– Разве Арей здесь? – нервно спросил он.

– А-а, испугался!!! – восторжествовалаУлита. – То-то же!.. Ладно, топай за своими вещами. Раньше вечера Арея всеравно не будет. Его вызвали в Тартар.

Меф привычно напрягся.

– Зачем в Тартар?

– А тебе-то что за дело? Ты теперь другой контореслужишь – вот и служи! – резонно отвечала Улита.

Мефодий не стал ее разуверять. Попробуй объясни, что нитистарых привычек рвутся тяжело и мучительно. Прошлое уже вычеркнуто иуничтожено, но ничего нового пока не построено, и невольно приходитсявозвращаться к обломкам.

Меф поднялся на второй этаж. В его комнате ничего неизменилось. Едва ли кто заходил сюда без него. Вот «Книга Хамелеонов» наподоконнике, а вот желтая настольная лампа с гнущимся хоботом. Когда-то радиозорства он прилепил к ней кусок комиссионерского пластилина и, бывало, когдалампа разогревалась, пластилин попискивал. Хобот лампы был по-прежнему нацеленна тетрадь, в которой Меф отмечал отжимания, подтягивания и время, котороестоял на кулаках. Вспомнив, что в последнее время он почти забросил тренировки,Меф ощутил укол совести.

Буслаев немного посидел на кровати, размышляя, а затемвытащил большую спортивную сумку и стал собирать вещи. Начал он с оружия,занявшего добрых три четверти сумки.

Меф не предполагал, что за несколько лет у него накопитсястолько всего. Не считая меча – две рапиры, шест, алебарда, боевой топор,мавританская пика, стилет, кулачные щиты и кинжалы разных видов, множествоножей, три лука, арбалет. Самое громоздкое – шест, пику, алебарду, топор, лукис арбалетом, все щиты, кроме одного, любимого, со шпаголомом, он свалил накровать, решив, что оставит их частично Мошкину, частично Чимоданову. С собойМеф взял лишь то, с чем так и не сумел расстаться.

Но даже и при этом раскладе вышло, что расстаться он несумел с очень и очень многим. Сумка получилась неподъемной. Когда Меф оторвалее от пола, ему почудилось, что рука у него отвисла до колена, как у обезьяны.А надо было еще положить зубную щетку, мыльницу, пару полотенец, несколькофутболок, тетради и кое-что другое, по мелочи. Всю зимнюю и осеннюю одежду Мефбросил в резиденции, решив, что брать все сразу явный перебор. Да и желаниесобираться у него уже иссякло.

Последним в сумку забрался Депресняк, устроился в майках,прокопав себе логово, и нагло уставился на Мефа. Буслаев хмыкнул и задвинул егомолнией. Он надеялся в качестве моральной компенсации прищемить коту хвост, нотот его дальновидно убрал.

С порога Меф еще раз оглянулся.

– Ну вот и все! Спасибо этому дому – пойду кдругому! – сказал он.

«Книга Хамелеонов» затряслась, истерично запрыгала, точнотребовала, чтобы Буслаев немедленно открыл ее, однако Меф не стал к ней дажеподходить. Волоча по ступеням бряцавшую оружием сумку, он спустился полестнице.

* * *

Дафна провела в Эдеме две с половиной недели. На две неделиМеф настроил себя заранее, а вот к последней половине оказался не готов, и онастала для него особенно мучительной. Но вот, наконец, и она миновала.

Появилась Дафна внезапно, не утром, но еще не вечером, в тусмутную часть дня, когда уже не работается, но еще не отдыхается. Меф безвсякого дела шатался по улицам, когда вдруг увидел ее маленькую фигурку,мелькнувшую между домами. Мгновенно узнав, он рванулся к ней, подбежал иостановился в шаге. Даф смотрела на него, внутренне светясь, хотя внешнеоставалась серьезной. В руках у нее Меф увидел флейту. От бронзовых крыльев нашее исходило слабое сияние.

Депресняк, по обычаю всех котов, не стал проявлять бурнойрадости. Он приблизился к хозяйке и подозрительно обнюхал ее ноги, ревнивопроверяя, не терлись ли о них другие коты. И лишь после этого небрежно потерсясам.

Наступив на кота, Меф метнулся к Дафне.

– Как ты? – спросили они в одно и то же время, ивопросы, столкнувшись, отскочили как бильярдные шары.

– У меня все хорошо! Яд вывели. И мавки, и тот прежний,на флейте. Мне вернули маголодии и крылья. Я много летала все эти дни! Оченьмного!.. Дорвалась! Меня хотели еще на неделю оставить, но я сбежала, –сбивчиво сказала она. – А ты как? Где ты жил?

– У Недогаврикова, – с улыбкой ответил Меф.

Он потому и улыбался, что знал, какую реакцию вызовет у Дафзвучание фамилии Недогавриков. Вроде бы не полный Гавриков, а так, ни то ни се.Недогавриков был одним из многих прежних приятелей Улиты, которого ведьмапопросила ненадолго приютить Мефа. Ведьма догадывалась, что к матери Меф невернется, равно как и в гимназию к Глумовичу, где за ним еще числилась комната.

– Как-как? – переспросил, помнится, Меф, впервыеуслышав фамилию.

– Даже и не думай издеваться! – предупредилаведьма. – А то знаю я тебя! Заявишь, что ты Недобуслаев! Чувство юмора утебя, как у Недочимоданова… тьфу ты!

Приятель Улиты оказался молчуном. Причем молчуном настолькохроническим, что Меф не понимал, как он сумел когда-то познакомиться с Улитой.Должно быть, ведьма говорила сразу за двоих и, принимая во внимание еевербальные дарования, неплохо с этим справлялась.