Она расстегнула ремень безопасности.

– Вот чего я не хочу, так это оставаться одной.

Он одарил ее снисходительным взглядом – мол, так и знал, чтоты тоже пойдешь.

– А еще я хочу дать тебе по заднице за то, что ты втянул насв это дело, – закончила она, с удовольствием наблюдая, как снисходительность наего лице сменяется уязвленным удивлением. Обернувшись, она увидела двоихдлинноволосых юнцов, стоявших на другой стороне улицы. Они пили пиво ирассматривали чужаков. Один из них был в помятом цилиндре. Подвешенная к немуна ленточке пластиковая гвоздика раскачивалась на ветру. Руки его приятеля былииспещрены выцветшей татуировкой. Мэри они показались парнями того типа, которыесидят третий год в десятом классе, чтобы иметь побольше времени поразмыслитьнад тем, что лучше: торговать наркотиками или насиловать.

Как ни странно, их лица тоже показались ей знакомыми.

Они заметили ее взгляд. Тот, что в цилиндре, торжественноподнял руку и растопырил пальцы. Мэри испуганно отвела глаза и повернулась кКларку:

– Давай напьемся и смотаемся отсюда.

– Конечно, – ответил он. – И не надо кричать на меня, Мэри.То есть я был прав и…

– Кларк, видишь двух парней на той стороне?

– Каких двух парней?

Когда она оглянулась. Тот, что в цилиндре, и Татуированныйисчезли в дверях парикмахерской. Татуированный оглянулся через плечо и, хотяМэри не была вполне в том уверена, подмигнул ей.

– Вот заходят в парикмахерскую. Видишь?

Кларк посмотрел в ту сторону, но увидел только, какзакрылась дверь и от нее пошли солнечные зайчики.

– Вот заходят в парикмахерскую. Видишь?

Кларк посмотрел в ту сторону, но увидел только, какзакрылась дверь и от нее пошли солнечные зайчики.

– В чем дело?

– Они мне показались знакомыми.

– Да ну?

– Ага. Но мне как-то трудно поверить, чтобы кто-то из моихзнакомых переехал в Рок-н-Ролл-Рай, штат Орегон, и занял престижные,высокооплачиваемые должности уличных хулиганов.

Кларк рассмеялся и взял ее под руку.

– Пошли, – сказал он, и они направились в ресторан«Рок-энд-Буги».

Ресторан далеко не соответствовал страхам Мэри. Она ожидалаувидеть какую-нибудь убогую забегаловку, вроде жалкой (и довольно грязной)столовки в Окридже, где они завтракали. Вошли же они в залитый солнечнымсветом, уютный небольшой зал в духе пятидесятых годов: стены выложены голубымкафелем, хромированные подносы, чистенькая дубовая дверь; под потолком ленивовращались деревянные лопасти вентиляторов. Две официантки в голубых ацетатныхпередниках, которые показались Мэри срисованными из тогдашних журналов, стоялив отделанном нержавеющей сталью проходе между залом и кухней. Одна была молодая– не больше двадцати, но явно потрепанного вида. Другая, невысокая женщина скопной завитых рыжих волос, обдала Мэри таким уничтожающим взглядом, что тойстало не по себе… и вот еще что было в ней: уже второй раз за пару минут Мэриощутила странную уверенность, что знает кое-кого в этом городе.

При их появлении зазвенел звонок над дверью. Официанткипереглянулись.

– Привет, – сказала младшая. – Добро пожаловать.

– Не-а, пуская чуток подождут, – отрезала рыжая. – Мы ужаснозаняты, не видите, что ли? – Она обвела руками зал, пустой, настолько можетбыть пуст зал ресторана в крохотном городке в перерыве между ленчем и обедом, игромко расхохоталась собственному остроумию, как и голос, смех у нее былнизкий, надтреснутый и в понимании Мэри прочно связывался с виски и сигаретами.«Но мне же знаком этот голос, – подумала она. – Могу поклясться».

Она обернулась к Кларку и увидела, что он уставился наофицианток, возобновивших болтовню между собой, словно зачарованный. Ейпришлось дернуть его за рукав, чтобы привлечь его внимание, и еще раз дернуть,когда он было направился к столам, теснившимся в левой половине зала. Онахотела, чтобы они сели у стойки. Она хотела, чтобы они выпили по стаканусодовой и побыстрей убрались отсюда.

– В чем дело? – прошептала она.

– Ни в чем, – ответил он. – Догадываюсь.

– Ты что, язык проглотил?

– На какое-то время – да, – сказал он и, не успела онапотребовать объяснений, направился к музыкальному автомату.

Мэри села у стойки.

– Сейчас займусь вами, мэм, – сказала молодая официантка инаклонилась, чтобы расслышать то, о чем ей говорила товарка с пропитым голосом.Присмотревшись, Мэри поняла, что на самом деле ей абсолютно неинтересно, что таей говорит:

– Мэри, какой колоссальный автомат! – с восхищениемвоскликнул Кларк. – Тут все вещи пятидесятых! «Лунный свет»… «Сатиноваяпятерка»… «Шеп» и «Липовый свет»… Лаверн Бейкер! Господи, Лаверн Бейкер поет«Твидл-ди»! Я этого с детства не слышал!

– Побереги денежки. Мы зашли только напиться, помнишь?

– Да, да.

Он последний раз взгляну на радиолу, раздраженно вздохну иуселся рядом с ней у стойки. Мэри вытянула меню из зажима между перечницей исолонкой, стараясь не замечать, как он нахмурился и выпятил губу. «Смотри, –говори он, не раскрывая рта (этому, как она открыла: можно научиться вдлительном браке). – Я прорывался через пустыню, пока ты спала, убил бизона,сражался с индейцами, доставил тебя в целости и сохранности в этот маленькийоазис, а что я получу в благодарность? Ты мне даже не разрешаешь послушать„Твидди“ из автомата!»

«Ничего, – подумала она. – Мы скоро уйдем, так что ничегострашного». Хороший совет. Она последовала ему, углубившись в меню. Оносоответствовало ацетатным передникам, неоновым часам, радиоле и общемуубранству (которое с некоторой натяжкой можно было бы охарактеризовать какрибоп середины века). Пончики, естественно, назывались «Гончие». Чизбургер былне просто чизбургером, а «Чабби Чеккер», а двойной чузбургер -«Большой боппер».Фирменным блюдом была пицца с начинкой: меню обещало «Там все, кроме СэмаКука!»

– Класс, – сказала она. – Ла-ба-ду-ба-да!

– Что? – переспроси Кларк, но она покачала головой.

Подошла молодая официантка, доставая блокнот из ацетатногокормашка. Она одарила их улыбкой – вымученной, как показалось Мэри; женщинавыглядела усталой и нездоровой. На верхней губе у нее было засохшее пятно отлихорадки, а слегка налитые кровью глаза беспрерывно бегали. Ониостанавливались, казалось, на всем, кроме клиентов.