Самый обычный антураж – крошечная прихожая с грудой туфель ишаткой вешалкой. Меня провели сразу на кухню, которая свидетельствовала, как медленнорастет благосостояние хозяйки. Стиральная машина «Канди», плита «Электролюкс»,зато холодильник и телевизор отечественные, старенькие, и мебель допотопная –серый пластик в розовый цветочек. У самой когда-то то же самое было. ЗатоЛягушка выглядела ослепительно. Узенькие черные брючки выгодно подчеркивалидлинные ноги актрисы, зеленая кофточка удивительно шла хозяйке. Римма оказаласьрыжей, с молочной кожей, чуть тронутой редкими веснушками, и светло-зеленымиглазами. Волосы она собрала сзади в тугой пучок, спереди легкая челка и колечкиволос. Кажется, понятно, чей образ Лягушка взяла за образец. Николь Кидман!Модная голливудская рыжеволосая дива. Получилось довольно похоже, да и возрасту них примерно одинаковый, около тридцати.

Когда я покидала Воропаевых, Марина предупредила – Эльвирапросто дура, а Римма – умная и хитрая. Ни той, ни другой ни в коем случаенельзя говорить, что у Артамоновых пропали дочери. Одна по глупости, а другаяпо злобе растреплет. И теперь предстояло аккуратно выяснить, что за обида наАндрюшку тлеет в душе Риммы.

– Ваш адрес, – начала я с ходу, – дал мнегосподин Артамонов.

– Да? – вздернула бровь Лягушка. – Что запроблема у Андрея?

– Насколько мне известно, никаких, – бодроответила я, – просто посоветовал пригласить вас на роль.

– Классика или современная пьеса?

– Абсолютно современная, – заверила я ее, –типа мюзикла, с переодеванием…

– Нет, что он себе думает? – Римма раздраженнозабегала по кухне. – Я актриса трагического плана – Медея, ну, в крайнемслучае, Чехов. Мне подвластны любые чувства, глобальные, конечно. Мюзикл! Кактолько ему в голову это пришло!

– Жаль, – притворно огорчилась я, –предполагали потом возить спектакль по нашей области, зритель благодарный:шахтеры, крестьяне. Опять же заработок отличный.

– Так вы не из Москвы! – возмутилась Лягушка.

– Уральские горы, – пояснила я сдостоинством, – край самоцветов и металлургов.

От злости у Лягушкиной пропал голос, и несколько секундактриса шумно дышала. Так сопит обиженный Хуч, когда Маня отнимает у мопса вредноесладкое печенье.

Наконец Римма решила не убивать нахальную провинциалку исухо заявила:

– Простите, такое предложение не для меня. Кататься поклубам – маленькое удовольствие, поищите сразу менее известных… сходите в«Щуку», ГИТИС, может, кто из студентов захочет подработать.

– Неудачно вышло, – пробормотала я, – АндрейАртамонов меня заверил, что вы сидите без работы и хватаетесь за любоепредложение.

Римма побагровела. Видя эффект, я продолжала жать на ту жепедаль:

– Абсолютно уверенно говорил, что в Москве, пока онжив, вам не предложат никакой роли, я и подумала, что вы сразу ухватитесь занаш мюзикл!

Лягушкины щеки быстро меняли окраску от светло-розовых добаклажанно-синих.

– Ну скотина, – процедила она, все же стараясь непотерять лицо. – Ну сволочь. Ладно-ладно. Тоже мне Хичкок нашелся. Не одинв столице продюсер…

– Еще он всем сообщает, что у вас отвратительныйхарактер, – подлила я масла в огонь, – рассказывал историю про мискус салатом, предупреждал, что вы ради денег готовы на все…

– При чем тут деньги? – удивилась Римма.

– Он говорил, что вы поспорили с Никитой Богословскимна тысячу долларов…

– Это Лидка придумала, стервятина, лахудрахитрая, – возмутилась Римма, – да не так все было.

Я поглядела на ее пышущее гневным негодованием лицо, закуриласигарету и стала слушать.

Андрей Артамонов дал Лягушкиной небольшую роль в спектакле«Привидение». Всего два выхода на протяжении двух актов. В общем, «кушатьподано», или, как говорят балетные, «седьмым лебедем у пятого пруда».Естественно, Римме хотелось большего. Но ситуация на подмостках сейчас такова,что выбирать не приходится, хватай, что дают!

Но произошло событие, широко описанное в литературе.Актриса, исполнявшая главную роль, за пять минут до выхода на сцену, буквальнов кулисе, упала с сердечным приступом! За сценой все заметались в ужасе.Времени, чтобы вызвать из дома дублершу, нет. Зрители уже начали в нетерпениихлопать в ладоши. И тут настал звездный час Лягушки. Она объявила, что отличнознает роль и готова заменить больную. Андрюшка схватился за голову, но отменятьспектакль… Скандал! Лягушку срочно переодели, и действие понеслось. Сыгралаона, кстати, неплохо.

Вечером все участники, довольные, что спектакль состоялся,отправились к Артамонову на дачу – праздновать премьеру. Хорошо и много выпили,в конце концов Римма оказалась в постели режиссера.

Утром она просто светилась от счастья. Удача пролиласьдождем на кружившуюся голову: и роль, и влиятельный любовник. В мечтах Лягушкауже играла весь репертуар московских театров, не хватало только паровоза,который вытащит ее из ямы нищеты и безвестности…

Но радужные надежды оборвались сразу. В пять часов вечера,когда Римма старательно готовилась выйти на сцену главной героиней во второйраз, распахнулась дверь гримерки и помреж сообщил, что больная в полном порядкеи Лягушка опять играет «смышленую служанку». Римма кинулась к Андрею. Тотснисходительно похлопал женщину по плечу:

– Ты уж извини, но спектакль ставили для Татьяны.Молодец, конечно, что выручила, но эта роль для другой актрисы.

– А нельзя ли играть по очереди? – попросилаРимма.

– Конечно, – не задумываясь, пообещалрежиссер, – поставлю тебя третьим составом.

Но в качестве главной героини Лягушкина больше в этой пьесена сцену так и не вышла. Артамонов пообещал ей всенепременно бенефис в новойпостановке. Но следующей премьерой оказался «Севильский цирюльник». Всего однаподходящая роль – Сюзанна. И она досталась Марине Воропаевой. Обозленная Риммаворвалась в кабинет к Артамонову и обозвала его лгуном. Андрей спокойнообъяснил трясущейся от негодования девице, что спектакль – дело коммерческое. УВоропаевой имя, на нее охотно пойдет зритель. Римма же пока не популярна.Рисковать огромными суммами ради дамских капризов он не намерен. Вот вследующей постановке обязательно.

– Знаю, где расположено популярное имя Воропаевой –между ног, – завопила Римма. – Или даешь Сюзанну мне, или сегодня жесообщаю твоей жене, какие мягкие матрацы у нее на даче, в спальне…

Но Артамонов только усмехнулся: