– Ой, девочки, ничего не знаю, я в этот момент вышла,но по секрету мне рассказали, что Римма поспорила с Никитой Богословским.Старик ее подначил, мол, слабо на Артамонова салат вывалить, а та – не слабо.На кону у них как будто бы тысяча долларов стояла, ну Лягушка и польстилась.Хулиганство, конечно, но она вечно в долгах. Мы с Андрюшкой всю ночь хохотали.Жалко, что камеру не захватили. А костюм… черт с ним, ради такого веселья нежаль.

Я вышла от Марины и поглядела на часы – семь. В такое времяни безобразницы Риммы, ни жаждущей славы Эльвиры, конечно же, дома нет. Поеду вЛожкино, отдохну и сделаю несколько звонков.

Уже в холле я почувствовала запах гари и испугалась.

– У нас пожар?

– Нет, – захихикала Маня. – Зайка пирогпечет.

– С яблоками и курагой, – уточнил, ухмыляясь,Аркадий.

В кухне стояла дымовая завеса. Сидевшие на пороге собакиотчаянно чихали. Возле мойки, над формой, наполненной чем-то черным, стоялаЗайка. Ее фигура выражала отчаяние.

– А все ты виновата, – неожиданно набросилась онана меня.

– Да я только вошла!

– Когда покупали плиту, я хотела «Бош»! А ты приобрела«Индезит»!

– Ну и что? – растерялась я.

– А то, что «Бош» дает гудок, если в духовке начинаетдымить, а «Индезиту» на это наплевать. Так что из-за тебя все сгорело.

Я подошла к мойке, понюхала форму.

– Бабушка брала терку и соскребала черноту.

– Да? – воодушевилась Зайка. – Попробуем.

Она потрясла форму, и оттуда шмякнулся на блюдо какой-тонепонятный кусок, больше всего напоминающий гранитный памятник. Из шкафчика досталитерку, и горелые ошметки полетели в разные стороны. Банди отчего-то завыл, аСнап застонал.

– Цыц, противные! – рявкнула Зайка. – С чегоэто рыдать задумали?

– А они так реагируют на черный цвет, думают, что у наспохороны, – подал из коридора голос Аркадий.

Не обращая внимания на эти издевательства, Ольга сдула спирожка черные крошки и оглядела произведение своего кулинарного искусства.

– Прекрасно, – довольно сказала она, – сейчаспосыплем пирог сахарной пудрой и станем пить чай, иди в столовую.

Я послушно направилась к столу и в кресле у окна обнаружилаАлександра Михайловича, ласково поглаживающего Хуча и Жюли.

– Ты чего прячешься?

– Боялся Ольге под горячую руку попасть, –усмехнулся полковник, – она тут на реактивной метле летала и плеваласьогнем, как Змей Горыныч.

Мопс блаженно щурился на его коленях. Вообще-то Хучпринадлежит полковнику. В свое время мы пригласили Александра Михайловича налето в Париж и познакомили там с французским коллегой – комиссаром ЖоржемПерье. Как мужчины договорились между собой – понять невозможно. Жорж знает дваслова по-русски – «икра» и «водка», полковник, в свою очередь, может, слегкапутая падежи и предлоги, выдать на французском текст «Москва – столица». Нопосле двух бутылок бордо они начали переговариваться весьма бойко и осталисьвполне довольны друг другом. У них много общего. Оба убежденные холостяки,отдающие все силы любимой работе. К тому же издали обоих борцов с преступностьюможно принять за близнецов – они лысоватые, толстенькие, брюшко над слегкамятыми брюками нависает. Вдобавок и тот, и другой любители вкусно поесть ивыпить пива. В день отлета полковника в Москву Жорж привез в аэропорткорзиночку.

– Пусть он напоминает обо мне, – заявил комиссар.

Внутри на голубой подушечке мирно спал месячный щенок мопсапо кличке Хуч. Александр Михайлович поначалу честно пытался заменить ему отца имать. Но собачку такого возраста полагается кормить шесть раз в день, а еще надоутешать по ночам, играть днем… Короче, через две недели Хуч перебрался к нам, аАлександр Михайлович стал исполнять роль папы по воскресеньям.

Под светлой шерсткой Хуча бьется любвеобильное сердце, и внашем доме он не только в роли любимого ребенка, но и заботливого отцасобственного семейства. Самые нежные взаимоотношения связывают его сйоркширской терьершей Жюли. Плоды брака – щенков невероятной породы «ложкинскиймопстерьер» – мы раздаем по знакомым. Делать это каждый раз все труднее, потомучто и дальние, и близкие приятели уже, по выражению Мани, омопсячены. Несколькораз полковнику удавалось, используя положение начальника, навязывать «внуков»подчиненным, а в последний раз пришлось стоять с корзиной у «Макдоналдса» наТверской. Ехидный Кеша издевательски предложил Александру Михайловичу заглянутьв картотеку условно досрочно освобожденных.

– Вот кому нужно предлагать щеночков отполковника, – похохатывал мой сынуля, – хорошо воспитывает, нормальнокормит – на свободе гуляет, недоглядел за собачкой – снова мотай на зону.

Приятель мой только крякнул, но ничего не сказал…

– Ну, – запричитала входящая Ольга, – почемуеще не сели?

Она поставила в центр стола блюдо, на котором лежал вполнесимпатичный пирог. Если не знать, как этот шедевр рождался на свет, съешь замилую душу.

Домашние с подозрением уставились на выпечку, щедрообсыпанную толстым слоем сахарной пудры.

– Приступайте, – распорядилась Ольга и положиламне большущий кусок.

Я принюхалась: легкий запах ванили и чего-то кислого. Былане была. Закрыв глаза, храбро куснула многострадального погорельца. Да, Зайкеудалось достичь удивительного эффекта – сверху бисквит почернел, а внутри чутьсыроват. И все же не так уж и плохо. Только странный вкус у пудры – пресныйкакой-то и на зубах противно скрипит.

Видя, что я, откусив кусок, не свалилась на пол и незабилась в предсмертных конвульсиях, домашние тоже начали пробовать своипорции. Минуту-другую стояла тишина. Потом полковник спросил:

– Сверху-то что?

– Пудра, – ответила Зайка, пока еще не прикоснувшаясяк пирогу.

– Вижу, что пудра, – продолжал АлександрМихайлович, – а из чего?

– Как из чего? – обозлилась вконец Ольга. – Утебя во рту вкус пропал? И вообще, какая еще может быть пудра? Сахарная,конечно!

– Нет, не похоже, – засомневался полковник ипротянул Хучу кусочек.

Хучик, страстный любитель печеного и сладкого, ловко ухватилподачку и тут же выплюнул. До сих пор он отказывался только от одного вида еды– бутафорских бананов из картона, их Маня купила в магазине «Смешные ужасы».