Когда генерала Финка назначили комендантом крепостиПеремышль, ему уже не так часто представлялась возможность для подобныхцирковых представлений, и он с большой радостью ухватился за дело Швейка.

Теперь Швейк стоял перед этим тигром, который, сидя в центредлинного стола, курил сигарету за сигаретой и приказывал переводить ответыШвейка, после чего одобрительно кивал головой.

Майор внёс предложение послать телеграфный запрос в бригадудля выяснения, где в настоящее время находится одиннадцатая маршевая ротаДевяносто, первого полка, к которой, согласно показаниям обвиняемого, онпринадлежит.

Генерал высказался против и заявил, что этим задержитсявынесение приговора, что противоречит смыслу данного мероприятия. Сейчас налицополное признание обвиняемого в том, что он переоделся в русскую форму потомимеется одно важное свидетельское показание, согласно которому обвиняемыйпризнался, что был в Киеве. Он, генерал, предлагает немедленно удалиться насовещание, вынести приговор и немедленно привести его в исполнение.

Майор всё же настаивал, что необходимо установить личностьобвиняемого, так как это — дело исключительной политической важности. Установивличность этого солдата, можно будет добраться и до связей обвиняемого с егобывшими товарищами по той воинской части, к которой он принадлежал.

Майор был романтиком-мечтателем. Он говорил, что нужно найтикакие-то нити, что недостаточно приговорить одного человека. Приговор являетсятолько результатом определённого следствия, которое заключает в себе нити,каковые нити… Он окончательно запутался в своих нитях, но все его поняли иодобрительно закивали головой, даже сам генерал, которому нити оченьпонравились, потому что он представил, как на Майоровых нитях висят новыеполевые суды. Поэтому он уже не протестовал против того, чтобы справиться вбригаде и точно установить, действительно ли Швейк принадлежит к Девяностопервому полку и когда, во время каких операций одиннадцатой маршевой роты, онперешёл к русским.

Швейк во время дебатов находился в коридоре, под охранойдвух штыков. Потом его опять ввели в зал суда, поставили перед лицом судей иещё раз спросили, какого он полка. Потом Швейка перевели в гарнизонную тюрьму.

Вернувшись после неудавшегося полевого суда домой, генералФинк лёг на диван и стал обдумывать, как бы ускорить эту процедуру.

Он был твёрдо уверен, что ответ они получат скоро, но всё жеэто уже не та быстрота, какой отличались его суды, так как после этогопоследует духовное напутствие приговорённого, что задержит приведение приговорав исполнение на лишних два часа.

— А, всё равно, — решил генерал Финк. — Мыможем предоставить ему духовное напутствие ещё перед вынесением приговора, дополучения сведений из бригады. Всё равно ему висеть.

Генерал Финк приказал позвать к себе фельдкурата Мартинеца.Это был несчастный учитель закона божьего, капеллан, откуда-то из Моравии.Раньше он был под началом такого безнравственного варвара, что предпочёл пойтив армию. Новый фельдкурат был по-настоящему религиозный человек, он с горечью всердце вспоминал о своём фараре, который медленно, но верно шёл навстречупогибели. Он вспоминал, как его фарар до положения риз надирался сливовицей иоднажды ночью во что бы то ни стало хотел втолкнуть ему в постель бродячуюцыганку, которую подобрал где-то за селом, когда сильно навеселе возвращался свинокуренного завода.

Фельдкурат Мартинец надеялся, что, напутствуя раненых иумирающих на поле битвы, он искупит грехи своего распутного фарара, который,придя домой поздно ночью, неоднократно будил его, приговаривая при этом:

— Еничек, Еничек! Толстая девка — жизнь моя!

Надежды его не сбылись. Его перебрасывали из гарнизона вгарнизон, где он всего-навсего раз в две недели должен был произноситьпроповедь солдатам гарнизона и бороться с искушениями Офицерского собрания, атам велись такие разговоры, что в сравнении с ними «толстые девки» фарара былиневинной молитвой к ангелу-хранителю.

Обычно его вызывали к генералу Финку во время крупныхопераций на фронте, когда нужно было торжественно отпраздновать очереднуюпобеду австрийской армии. Генерал Финк с таким же удовольствием организовывалторжественные полевые обедни, с каким устраивал полевые суды.

Бестия Финк был таким ярым патриотом Австрии, что не молилсяо победе германского или турецкого оружия. Когда германцы одерживали победу надфранцузами или англичанами, у алтаря царило молчание.

Незначительную удачную схватку австрийского разведочногопатруля с русским аванпостом штаб раздувал, словно огромный мыльный пузырь, допоражения целого корпуса русских, и это служило генералу Финку предлогом дляторжественных богослужений. У несчастного фельдкурата Мартинеца создавалосьтакое впечатление, что генерал-комендант Финк является одновременно главоюкатолической церкви в Перемышле.

Генерал Финк сам распоряжался церемониалом обедни,высказывая всякий раз пожелание, чтобы такие богослужения совершались пообразцу богослужений в праздник тела господня — с октавой.

Кроме того, генерал Финк имел обыкновение по возношениисвятых даров подскакать галопом на коне к алтарю и троекратно возгласить: «Ура!ура! ура!»

Фельдкурат Мартинец, душа набожная и праведная, один изнемногих, кто ещё верил в бога, не любил визитов к генералу Финку.

Комендант крепости Финк давал фельдкурату необходимыеинструкции, а потом приказывал налить ему чего-нибудь покрепче и рассказывалрабу божьему Мартинецу новейшие анекдоты из глупейших сборничков, издававшихсяспециально для армии журналом «Lustige Blatter».

Генерал собрал целую библиотеку книжонок с глупыминазваниями, вроде «Юмор для зрения и слуха в солдатском ранце», «Гинденбурговыанекдоты», «Гинденбург в зеркале юмора», «Второй ранец юмора, наполненныйФеликсом Шлемпером», «Из нашей гуляшевой пушки». «Сочные гранатные осколки изокопов», или такая чепуха, как «Под двуглавым орлом», «Венский шницель изимператорской королевской полевой кухни разогрел Артур Локеш». Иногда он пелвесёлые солдатские песни из сборника «Wir mussen siegen»,[295]причём неустанно подливал чего-нибудь покрепче, заставляя фельдкурата пить игорланить вместе с ним. Потом заводил похабные разговоры, во время которыхфельдкурат Мартинец с тоской в сердце вспоминал своего фарара, по частисальностей ни в чём не уступавшего генералу Финку.

Фельдкурат Мартинец с ужасом замечал, что чем чаще он ходитв гости к генералу Финку, тем ниже падает нравственно.

Несчастному начали нравиться ликёры, которые он распивал угенерала. Постепенно он вошёл во вкус генеральских разговоров. Воображению егорисовались безнравственные картины, и ради контушовки, рябиновки и старого винав покрытых паутиной бутылках, которыми его поил генерал Финк, фельдкуратзабывал о боге. Теперь между строчек требника у него танцевали «девочки» изгенеральских анекдотов. Отвращение к посещениям генерала ослабевало.