— Это ложь! — рванулся чёрный волшебник. — Отпусти её, слышишь? Это моя женщина, и только я…

— А это — моя земля, — перебил его старший брат. — И на ней я решаю, кого отпустить, а с кем расправиться. Мать написала мне всё. Ты спутался с мимми, которая оказалась дочерью ветров и напала на тебя ночью. А на рассвете ты ушёл с ней. Хорошо, что вы отправились в мою сторону: здесь я смогу тебе помочь. Уже на закате ты будешь свободен от её чар.

— Я свободен, — процедил Рейнеке, безуспешно пытаясь сбросить с себя чужие руки. — Был, пока вы не напали на нас.

— Вот видишь, она тебя околдовала, — посочувствовал командор. — Не будем продолжать этот спор. Когда прах отродья развеется, тебе самому станет стыдно за свои злые слова.

— Вы собираетесь убить её без суда?! — взвился наследник мостов.

Я тихонько вздохнула. Смертный. Какое мне дело, сразу меня бросят саламандрам или сначала вволю начешутся языками? В землях Белого ордена таким как я один приговор — смерть.

— Это не человек, — холодно ответил командор. — Такие как она не имеют право считаться людьми. Само их существование нарушает мировое равновесие и противоречит законам природы. Мы только восстанавливаем искажённое.

— Да нет же!..

— Я устал, брат, — отвернулся от Рейнеке командор. — Завтра ты будешь смотреть на это по-другому, а пока — будь гостем нашей ложи!

Белый орден уверяет, что они творят только добрую магию. Для меня, их исконного врага, это означало, что камеры смертников в ложе нет. Только чулан со старыми мётлами — лицемеры-волшебники практикуют смирение и сами выполняют все работы в своих жилищах. Вернее, выполняют их послушники. Я представила себе Рейнеке с метлой в руках и хихикнула. Это прозвучало чудовищно неуместно.

— Смейся-смейся, отродье, — проворчал сопровождавший меня маг (кажется, тот, который едва не убил меня мечом в лесу) и втолкнул внутрь. Рейнеке и его брат ушли в другую сторону, едва мы шагнули во двор, двое из троих братьев ордена отправились за ними и я, связанная и беспомощная, осталась на попечении одного-единственного охранника. Без ножа ветров я ничего не могла бы сделать. — Тебе недолго осталось смеяться.

Дверь — слишком массивная для чулана, дубовая, окованная железом и медью, — с треском захлопнулась. Я упала на пол. Руки были связаны за спиной, и я стукнулась о камни сначала коленями, потом грудью, а потом и лбом. Камни были очень твёрдые, и мне стало больно. Сверху на меня свалилась метла, за ней другая. Я всхлипнула, глотнула спёртый воздух, проникнутый сладковатым запахом пыли, и всхлипнула громче. Снаружи заскрежетал засов.

Очень скоро мне надоело лежать ничком. Я с трудом перевернулась, стряхивая со спины мётлы, и села. Колени и лоб ужасно болели. Земля, недобрая ты мачеха, за что же ты со мной так?

Окна в чулане не было. Ни ветерка, ни даже движения воздуха. Спёртый воздух и запах пыли. Волшебники не думают даже, какой страшной пытке меня подвергают. С братьями-ветрами я увижусь только перед смертью. Белые маги бросят меня на съедение саламандрам. Я умру на закате страшной смертью — если только не задохнусь в чулане раньше. Сдавило грудь, заломило в висках. Смертное тело хотело жить, хотело дышать.

— Эй! — окликнул меня детский голос. Это был очень неприятный голос, полный издёвки и нескрываемого злорадства — и тем не менее от одного его звука в чулане стало свежее. Как будто пахнуло свежескошенной травой, а потом донёсся ветер с реки. — Я подобрал твой нож в лесу, Л'ииикькая.

— Спасибо, — буркнула я, поджимая ноги, чтобы освободить хоть немного места на полу. Если эльф подобрал вашу вещь, он совсем не обязательно её вам вернёт. Но я благодарила не за это. — Покажись.

Мётлы зашуршали, расступаясь, и ко мне вышел мальчишка, ростом не доходящий мне до пояса, худой, бледный, с огромными зелёными глазами и рыжими волосами, забранными в хвостик. Одет он был в зелёные штаны и тунику, а голову его венчала остроконечная ярко-красная шапочка. Это тоже не предвещало ничего доброго. Мальчишка улыбнулся, показывая мелкие острые зубы. Ножа при нём не было.

— Твой волшебник отравляет воду в колодце, — тем же противным голосом сообщил эльфёнок и плюхнулся на пол рядом со мной. — Кстати, ты знаешь, что тут темно? Не смотри на меня так.

— Зачем? — спросила я, игнорируя его второе заявление. Сильфы даже в человеческом облике прекрасно видят в темноте, не хуже эльфов. Почему-то белые маги ненавидят нас за это ещё больше.

— Ну, волшебники не будут тебя сжигать на голодный желудок, — ответил мальчишка. — А воду они берут в колодце. Варят из неё похлёбку и всё такое. Я Добрый Малый, а тебя я знаю.

— Робин? — удивилась я. Имя знаменитого шута эльфов было известно по всему миру, только дети земли, пожалуй, умудрились о нём не слышать. — Я думала, ты выглядишь старше.

— Это мой дядя, — пояснил мальчик, мимоходом отламывая прутик от метлы. — Бабушка им очень гордится.

— А, — кивнула я и поёрзала. Руки затекли в магических путах, на холодных камнях было неудобно, но просить эльфа о помощи… Мальчик взмахнул прутиком. Путы не исчезли, но ослабились. Камни как будто стали мягче и теплее. — Спасибо.

— Не за что, — впервые потеряв издевательский тон, серьёзно отозвался мальчик. — Обижать сильфов грешно. Твой маг правильно поступает.

— Что ж ты тогда ему не помогаешь? — криво усмехнулась я. Какая польза мне от отравленного колодца? Как долго действует яд? Сколько человек съедят ту похлёбку?

— Я помогаю! — возмутился мальчик. — Я с тобой сижу.

— Вот как, — медленно произнесла я, вглядываясь в эльфёнка. Он серьёзно кивнул. — Вот как. И давно ты?..

— Не-а, — беспечно отозвался ребёнок. — Лет десять, не больше.

— Всё время?

Улыбочка у Робина вышла ужасно пакостной.

— Да уж не отворачиваюсь, — гаденько произнёс он. — Ты спрашиваешь, видел ли я, как вы с ним…

— Я не человек, — покачала я головой, не ответив на издёвку. — И это не моё тело.

— Не настолько не твоё, как ты думаешь, — хмыкнул эльф. Потом вгляделся в меня пристальней и кивнул сам себе. — Очень даже твоё, Л'ииикькая. Ты и сама это знаешь. Потому и водила своего мужчину к русалкам, да?

— Он вовсе не… — начала было я, но сдалась под внимательным взглядом бледно-зелёных глаз. — Да.

Мальчик стал серьёзней смертного судьи в их нелепых мантиях.

— Ты знаешь, как мы зовём таких, как вы? — сердито спросил он и тут же сам ответил. — Кукушки!

— Я всё равно не могу взять его с собой в небо! — запротестовала я. — Я и так достаточно позаботилась…

— Кукушка, — не унимался эльфёнок. — Кукушка, а, кукушка, сколько тебе жить осталось?

— Какая теперь разница? — устало спросила я. — До заката, не больше. А там…

Меня передёрнуло. Мне уже приходилось умирать. Но не так. Саламандры не знают жалости, они растерзают защиту смертного тела и вонзят в меня свои огненные когти и зубы. Они сожрут меня заживо.