Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты знаешь, чего я хочу, — сказала я эльфёнышу.
Робин подмигнул.
— Рейнеке? — спросил эльфёныш. Маг пожал плечами.
— Лика, — кивнул он на девушку. — Но я хочу, чтобы она была счастлива, а ей нужно небо.
Робин кивнул, и вместе с ним кивнул повелитель эльфов.
— Это всё? — вкрадчиво спросил эльфёнок.
— Ребёнок, — снова пожал плечами волшебник. — Даже если ему нельзя жить среди людей, я хочу его видеть. Хочу воспитывать.
— А если это она? — коварно спросил эльфёнок.
— Или её, — согласился Рейнеке.
— Но это же моё яйцо! — возмутилась Лика. — Я хотела забрать его с собой в небо!
— Он не создан из воздуха, Л'ииикькая, — напомнил Робин. — И я не могу за него решать, пока он не войдёт в возраст. Ты можешь лишь иногда брать его с собой. Не навсегда, а только на время.
Лика вдруг засмеялась.
— Тогда мы воспитаем его вместе, так ведь, Рейнеке-маг?
Лицо у Рейнеке было до того ошарашенное, что я засмеялась снова. Он медленно, словно с трудом, протянул мне руку и я вложила в неё свою. Его пожатие было крепким, но не мучительным и я, повинуясь внезапному порыву, бросилась в его объятья.
Поцелуй имел цветочный привкус — сладость и горечь, нежность и страсть. Рейнеке забыл обо всём, прижимая к себе возлюбленную. Воздух наполнился запахом цветущего луга.
— Я не забыл о тебе, Д'ооооврд, — торжественно проговорил Робин.
— Убей меня, — сквозь зубы ответил полусильф, всё ещё стоящий на коленях.
— Зачем? — пожал плечами эльфёныш. — Я отниму у тебя половинчатую природу и ты станешь обычным человеком. Ты забудешь о небе и о сегодняшнем дне, но через год придёшь сюда снова. И если ты позовёшь меня, ты получишь дар эльфов.
— Подавись своим даром, ты, козявка! — выплюнул Довард.
— Через год ты скажешь иначе, — засмеялся Робин. Он оглянулся на Лику, всё ещё прижимающуюся к Рейнеке и возмутился: — Как?! Никто не хочет закричать, что Д'ооооврд слишком легко отделался?!
Рейнеке не ответил, ему было не до того. Эльфёныш закричал как подстреленный заяц и схватил человека за штанину.
— Отстань, — отмахнулся волшебник. Он-то прекрасно понимал, каково это — лишиться всего, что отличало тебя от других людей… стать обычным человеком, забыть всё волшебство… да уж, эльфы действительно добрый народ!
— Эх ты! — насупился мальчишка. — Л'ииикькая! Я выполнил свою часть?
Я мягко высвободилась из рук человека, шагнула к эльфёнышу, присела рядом. Робин зажмурился от предвкушения.
— Всё за всё, — подтвердила я. — Дети воздуха платят свой долг.
…это не было волшебством: сильфы не умеют колдовать. Не могут менять судьбы, как это делают эльфы. Это было… чем-то вроде снятия заклятия, то, что делают дети ветров для людей…
Ветра скользнули в мои руки, наполнили собой моё дыхание. Я взяла Робина за уши и поцеловала в лоб. Нежно, как целовала бы собственного ребёнка, вдыхая в эльфёныша то, о чём он просил. И поднялась на ноги.
Лика шагнула назад, с улыбкой повернулась к возлюбленному. И он увидел, как уродливый эльфёныш, сидящий на земле на корточках, поднимается, распрямляется и как будто сбрасывает с себя уродливую оболочку, которая рассыпается в воздухе сверкающими искорками. У Рейнеке заслезились глаза. Он моргнул, а после увидел, как посреди луга стоит…
Нет, он не стал писанным красавцем. У него по-прежднему была слишком большая голова, слишком большие уши, слишком острые зубы и голодный взгляд зелёных глаз. Он был ниже ростом, чем другие его собратья. Маленький уродливый эльфёныш превратился в маленького некрасивого эльфа. Но теперь он был взрослым.
Робин поклонился в пояс Лике. Подмигнул Рейнеке, небрежно кивнул повелителю эльфов. Сорвал с головы красную шапочку и швырнул в небо. На голову ему упал шутовской колпак с пронзительно звенящими бубенчиками. Эльф издал пронзительный вопль, прошёлся колесом вокруг собравшихся и остался стоять на голове возле своего повелителя. Все засмеялись. Вдалеке зазвучала музыка. Откуда-то выпрыгнула Бадб и, по-свойски ухватив повелителя эльфов за рукав, закружилась с ним в танце. Какой-то эльф пригласил тётушку Меик. Лика потянула Рейнеке за руку и тот с радостью дал себя увлечь следом за остальными.
— Утром мы расстанемся, — сказала я, когда мы остановились перевести дух и поцеловаться. — А после снова встретимся. И так будет всегда.
— Я буду ждать, — просто ответил смертный и тронул струны гитары.
Но поёт свирель по утру и в полдень.
И среди ветров есть, кто вечно помнит.
Чтоб в закатной мгле бурею явиться.
Может быть, и ты сможешь возвратиться?